ALBERT EDWARD FAWLEY
АЛЬБЕРТ ЭДВАРД ФОУЛИ
Чистокровен // Министерство Магии // Невыразимец
14 декабря 1954 // 26 лет // Рейвенкло' 73
Janis Ancens
I. « РОДИТЬСЯ ВОЛШЕБНИКОМ »
б и о г р а ф и я
БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ:
Madeleine Lucretia Fawley (nee Yaxley) - жена
Маделайн Лукреция Фоули (урожд. Яксли)
Dominique Lucas Yaxley - шурин
Доминик Лукас Яксли
Edward Gabriel Fawley - отец
Эдвард Габриэль Фоули
Camilla Lavina Fawley (nee Gamp) - мать
Камилла Лавина Фоули (урожд. Гэмп)
Elmer Ludovicus Fawley - брат
Элмер Людовик Фоули
Adelaide Selina Greengrass (nee Gamp) - тётя
Адэлаида Селина Гринграсс (урожд. Гэмп)
Morten Frank Gamp - дядя
Мортен Фрэнк Гэмп
Alan Vans Gamp - дядя
Алан Вэнс Гэмп
Lusandra Melinda Gamp (nee Rosier) - тётя
Люсандра Мелинда Гэмп (урожд. Розье)
Alice Lusandra Longbottom (nee Gamp) - кузина
Алиса Лисандра Лонгботтом (урожд. Гэмп)
СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ:
женат
ИСТОРИЯ:
Ты бы хотел для себя хороший конец? Выпутаться, наконец, из паутины, которую ты так старательно выплетал, каждый день добавляя новые нити, не переставая совершенствовать свою систему. Систему, по которой ты стал жить. Ты вошел в ритм, словно маглы. Ты слышал про таких, правда? Про наркоманов. Они вряд ли смогут вести нормальную жизнь, спокойно вести себя в обществе и продолжать весело улыбаться каждой нелепой шутке не слишком выгодного друга, если предварительно не смешают кровь с химией, заставляющую весь организм дрожать от эйфории. Без химии они – как ты без сетей – ничто. Единственная пешка в тылу черных, пытаешься сбежать от пут, так больно сжимающие твои запястья, но вокруг лишь вода. Неуверенный в своих способностях плавать или надолго задерживать дыхание, ты начинаешь боязливо барахтаться, всё еще претендуя на толику жизни. У тебя есть один шанс. Всего один – маяк. Луч вдалеке, святящий в произвольном направлении. Не заостряя своё внимание на чем-то определенном, не пытаясь втереться в доверие случайного влиятельного человека, или также не пытаясь спасти утопающего от лужи, в которую тот добровольно прыгнул. Случайным образом, освящая различные участки, ты смотришь на маяк и пытаешься подобрать нужный сигнал. Сигнал, который необходимо подать для спасения.
Открывая глаза, ты вздрогнешь и точно привлечешь к себе её внимание. Тебе не захочется находить оправданий, и ты просто отвернешься, не выпуская теплой ладони из своей руки.
Ты был уверен, что можешь привлечь, кого угодно, заставить смотреть на себя абсолютно каждого и, вероятно, удовлетворял все свои ожидания до сих пор. Сейчас у тебя есть возможность просто смотреть на маяк, осторожно окуная свои ноги в воду. Ты сидишь на краю маггловской Англии. Привычный побег из будничного отдела, служба в котором не позволяет тебе слишком долго задерживаться. Разрушительно близкие контакты с магглами останавливаются на первой ноте, а виновные всегда вешаются на аллею славы магглолюбителей, либо эшафот. Мы уже не в каменном веке и приучились, хоть и довольно болезненно, сосуществовать в окружении безоружной угрозы, но всё еще боимся сблизиться, дать сведения о своём существовании или дать шанс ими завладеть. Как можно воспринимать всерьез тех, кто даже патронус вызвать не в состоянии? Шутка с двойным дном заставляет тебя тихо засмеяться, а твою спутницу лишь сильнее укрепиться в мнении, что кузен давно и окончательно сбрендил. Как вы обычно поступали, когда были вольны от всех обязанностей и долгов, которые так быстро навалились на вас? Словно вы прислуга в знатном доме, будто с фамильными имениями вы не получали тонны прислуг и километры свободного пространства. Всё валилось и валилось, накидывая новыми слоями за шиворот. Килограммы ненужной и нужной информации, которую необходимо фильтровать и сортировать…вот и всё, от чего вы бежали сюда, к побережью, дававшее вам всего на несколько минут возможность спрятаться от всех бед и разочарований.
Пилотажи, казавшиеся в обыденных местах совершенно обычными, здесь кажутся несносно заносчивыми и утопическими. Раньше ты был уверен, что любишь летать. Верил в то, что сможешь приблизиться к полёту, если крепко будешь прибит к состоянию, к семье и к месту, которое не сможет без тебя продержаться и 15 минут. Инверсия имеет большее место в твоей жизни и часто даёт ценные уроки. Этот ты, увы, не сумел усвоить правильно. Всего на 14 минут ты позволяешь себе раствориться в дыму маггловского изделия. Алиса улыбается каждой такой возможности, а ты не в состоянии отказать, да и сил не находится. Как в детстве, так и сейчас – она заставляет чувствовать себя чуть более живым, чем ты являешься на самом деле. Ты, она и сигарета. Вы, кажется, ждете чего-то. Пока ты выкинешь листок из дневника, позволишь ему утонуть, а себе успокоиться. Прочти коряво выведенные буквы на пожелтевшей бумаге и навсегда забудь о том, кем ты хотел стать – пути назад нет. Сигнал бедствия не спасет от ошибок, которые ты уже свершил.
Разве есть что-то более утомительное, чем в 22 года заняться написанием автобиографии? О, Мерлин, это еще то занятие. Родился я в семейном особняке близ Чесфолда в обычный снежный 14 день декабря, который для моих родителей стал весьма необычным. С самого моего рождения, они возлагали большие надежды и души во мне не чаяли. Возможно мне, их первенцу – Альберту Фоули, это было на руку. В любом случае, жилось мне довольно легко и спокойно. Я был лишен общества моих надоедливых сестер, братьев, будь-то кузины или родной брат, виделись мы крайне редко: всего-то месяц в год. Не могу сказать, что был слишком расстроен, или, что одиночество терзало меня. Вовсе нет, ведь мои родители, вдохновленные идеей сделать из меня образцового Фоули, всегда находили для меня занятие. К их разочарованию, я выбирал лишь то, что мне было самому по душе, и полностью отказывался изучать историю чистокровных родов или этику. Зато я с удовольствием занимался французским и верховой ездой, а про магию, и упоминать не стоит – не зря же я был одним из лучших на факультете.
Забавно, что я не помню как готовился к Хогвартсу… Шума косого переулка, выбора волшебной палочки… всё произошло быстро и гладко, как и всё ранее происходящее в моей жизни. Моим факультетом стал Рейвенкло, что принял я как подобает: без лишних эмоций, так как и сам догадывался, что мне место именно там, и никак не возле гриффиндорских выскочек, от вида которые всё внутри выворачивалось. В Хогвартсе я был одиночкой: меня мало интересовали сомнительные забавы однокурсников или абсолютна бездумная игра, которую большинство боготворило. Всего, чего мне хотелось – изучить магию и распрощаться с этим местом. Обучаясь в Хогвартсе, я пересмотрел своё отношение к истории и изучил её практически досконально, за что можно поблагодарить местную библиотеку и профессора. Я не видел особых трудностей при обучении: мне легко давалтсь травология, трансфигурация, зельеварение и многие другие предметы.
Особый интерес к обучению. у меня появился, когда на 6 курсе нам было предложено изучать трансгрессию. Мне всегда хотелось научиться трансгрессировать, и когда мне в лоб смотрела возможность – я ухватился за нее обеими руками. Взамен тем грошам, которые просили за обучение – я получил неплохие навыки. А если отбросить скромность, то, по словам моего экзаменатора, среди всех – именно я был лучшим.
Если честно, то в отличие от многих сверстников, которые плакались друг другу о том, что эти времена были лучшие в их жизни – я был рад выпуску. Единственная нить, которая мыслями удерживала меня в Хогвартсе – кузина и брат, которые появились здесь чуть позже, однако запавшие мне в душу. Фамилия помогла справиться мне с этим бременем. Славно быть чистокровным, не правда ли? Особенно, если после выпуска из Хогвартса тебя принимают на службу в отдел тайн. Конечно, заслуга не только в том, что я являюсь одним из Фоули, но это сыграло свою роль.
К сожалению, от родительского попечения избавиться мне не удалось и я всё еще живу в одном поместье с ними. Возможно так будет лучше, и родители будут благосклонны ко мне еще некоторое время, невзирая на мой ужасный характер и нрав. Я делаю для этого много, как мне кажется. Даже принял предложение Доминика Яксли обручиться с его сестрой - Мадлен. Да, я не питаю к ней тех чувств, которые должен испытывать мужчина, когда женится или хотя бы когда влюблен. Но чем Мерлин не шутит? Она не дурна собой, умна и, кстати говоря, чистокровна. Наш союз - обязан увенчаться успехом. Ведь я не упущу свой шанс искупаться в счастье, продвинуться по карьерной лестнице, ну или захватить весь мир.
Память порождается поколениями. Те люди, которые погрязли во лжи и ею были наказаны. Сотни трупов, оберегающие правду, расстилающиеся над ней толстым слоем фальшивых интриг и пластмассовых отговорок. В те времена, когда вынужден врать каждый – что будешь делать ты? Какую роль выберешь?
Откладывая дневник в дальний ящик, предварительно убедившись в отсутствии скрытого или провокационного смысла в строках, погружаешься в раздумья. Ты был кем угодно: мужем, братом, учеником, примерным рабочим низшего звена Министерства Магии, но всегда был, прежде всего, лжецом. Готов ли для тебя выходной костюм и место в фамильном склепе? Или тебе уготована иная участь, и ты, воодушевленный повышенными ставками, сумеешь переиграть всех, включая саму судьбу?
Рассматривая отражение в зеркале, ты не найдешь скрытых намеков в диких глазах, следов борьбы за зажившими ссадинами, или обрубков деревьев в волосах – их просто нет. Умело скрывая следы, насколько позволяла опытность и осторожность, ты всегда сохранял ледяное спокойствие и отстраненность мыслей. Твоё фарфоровое лицо не даёт трещин, почти идеальный сосуд – стоит только расправить плечи и приподнять подбородок, как положено аристократу. Повторяешь последние слова, словно литания.
Взываешь к голосу разума, крохи которого затаились на дне фарфоровой вазы. Восприятие искажается, если каждый раз воспринимать себя как тот самый лекиф, принесенный в дар победителю. Ты остался рядом с победителем; не разменял золотую монету на пару серебряных пенни и должен быть благодарен случаю. Прецедент, сохранивший твой сосуд, не просит взамен масел и благовоний. Он доволен триумфом, если его можно так назвать.
Ты занялся чисткой в тот же день. Новость разлетелась мгновенно, прямо от Министерства, от обители безопасности и гаранта тишины. Вылезая из скорлупы фарфорового предмета мебели, ты подобно грязному самовидцу творишь историю. Здесь и сейчас – решаешь судьбы людей, попавших в немилость к куску фарфора, коим ты самовлюбленно смеешь себя называть. В трудные времена тяжелее всего сохранить стабильность, не дать весам скатиться в одну из сторон и разломать весь механизм, возведенный столетиями стараний и труда…Чужого, как ты сейчас подметил и вновь сменил карты. Волнение касательно других жизней давно покинули твои мысли. У тебя не дрогнет ни один мускул, не дернется рука и, естественно, ты не станешь подбирать океаны собственных слез от очередной возможности разломать чужую жизнь, взбираясь к пьедесталу личных ожиданий. Разорвать линию, чуждой тебе, жизни – самое простое в грязной работе. Сложнее всего – не спутать карты.
Ты был хорошим игроком, так тебе говорил твой отец, но хорошим оставался лишь до тех пор, пока в твоем рукаве лежала вторая колода. Никогда не стоит надеяться на хорошие карты – этому тебя учила мать, и урок ты запомнил на всю жизнь. Если нет хороших карт – подсунь плохие другим. Какая к черту разница, что случится с семьей этого полукровного работяги, когда у него на руках останутся лишь шестерки, связывающие неразрывными узами его с проигравшими. Ты протягиваешь цепи всем, кто попал в твою мысленную опалу. Главное не заиграться, не посягнуть на короля, не задеть джокера; не спутать тузы и не оставить всех при себе – оставлять улики для дилетантов и мелких сошек. Чувствуя себя пауком, затягивая в сеть комаров и насекомых покрупнее – ты проходил вперед, проталкивая свою фигуру, свершая эндшпиль.
Дальше тянуть некуда, близится конец, которого ты так желал. Желал больше, чем соития с собственной женой, так желающей оставить за собой наследников. Ты не готов остепениться и пригвоздить свою сущность к одному месту. Не станешь следовать по прямой тропинке, ведущей к семейному очагу, в окружении любимой жены и нескольких детей, один из которых обязан унаследовать всё твоё состояние, колоды карт и фигуры с шахматной доски. Более ты не смеешь мечтать о спокойном существовании, о быстрой передаче нескольких условных прав чужому, хоть и родному. Сможет ли для тебя стать кто-то родным настолько, насколько пешки, в чьих жилах течет грязная неоднородная кровь. Даже родному сыну ты не отдашь в руки пешку, единственную дорогую твоему взору вещь. Не перескажешь жене все ходы, которые ты вершил во имя семьи. А смысл, который ты вкладываешь в слово “семья” – мелкое уточнение, о котором не напишут ни в одних книгах. Ни один некролог так и не узнает, что для тебя семья – ты сам.
Ложь – твой вечный спутник. Друг, враг и любовник. Всё это преследует тебя и не дает покоя. Ты должен был спокойно откинуться в кресле после всех подтасовок. В полупустом отделе, тебя должна была ждать тишина и спокойствие; уверенность в решениях и умиротворение в глазах. Твой фарфор трещит, словно брюки расходятся по швам. Ты расходишься по швам и приходишь к спокойствию лишь рядом с пешкой. Чувство и ожидание реванша не даёт покоя – тебя всё еще могут обыграть. Тебя могут оставить ни с чем, отнять даже комнату, в которой покоится сосуд. Корёжишься в своём кресле, все еще не подавая виду, не опуская подбородка. Надменно двигаешь глазами взад вперед, ожидая пока обвинитель доберется до тебя, а инквизиция доберется до тебя, обвиняя в чем угодно, кроме того, что ты действительно свершил.
Скупой платит дважды, про что ты помнишь и продолжаешь щедро одаривать всех потенциальных союзников, не забывая приглашать на вечера, от которых получает удовольствие лишь твоя партия. В один момент вы стали выгодны друг другу и чувства отошли на второй план. Она примеряет новое платье, едва ты уведомишь Мадлен об очередном приёме. Вы появляетесь на каждом из них, одаривая неземной, выцарапанной на фарфоре именитым скульптором, улыбкой всех гостей, а иногда и хозяев. Все ведутся на ложь, ты подпитываешь её как только можно, завлекая в свои сети всё новые способы и бережно храня колоду в рукаве.
II. « БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ »
х а р а к т е р
СПОСОБНОСТИ И ТАЛАНТЫ:
Лишенный всякого интереса к боевой и темной магии, Фоули в школе волшебства, с великим удовольствием и желанием, овладевал всеми пилотажами трансгрессии. На данный момент владеет сим искусством фактически в совершенстве и не испытывает каких-либо трудностей во время или после перемещения. Магические и физические ресурсы при трансгрессии также тратятся минимально.
По долгу службы, а в дальнейшем и в целях защиты собственных тайн, стал практиковать окклюменцию. Ныне является весьма искушенным в сей области магом. Всё еще с трудом закрывает сознание от собственной жены, которая не стесняется в любой удобный, и не слишком, момент проникнуть в сознание мужа и намекнуть на уровень бездарности его магического потенциала. Делает она это в целях защиты семьи от распространения важной, непригодной для ушей общественности, информации и требует от супруга постоянных закрытых врат сознания, чего едва ли добивается. Фоули воспринимает это как заботу, с легкими нотками раздражения и недовольством преимущества Мадлен.
Мысленно кланяясь родителям, отдавая дань аристократическим корням, Альберт уверенно разговаривает, помимо английского, на французском языке. Уверенно держится в седле, кроме того неплохой игрок в шахматы. Периодически поддается азарту и на званых вечерах усаживается с гостями играть в бридж, развеивая мифы и домыслы о том, что карточные игры – развлечение среднего звена.
Пользуясь преимуществами, дарованными браком и некой параноидальностью супруги, Фоули весьма успешно обманывает и строит козни против всех, кто не находится в числе его ближайших родственников. Весьма скептически относится к честному продвижению по карьерной лестнице, не против толкнуть того, кто мешается под ногами и уступить дорогу тому, кто в ближайшем будущем может оказать неоценимую помощь в собственном восхождении.
В момент исчезновения Темного Лорда сыграл себе добрую службу и избавился от нескольких потенциальных конкурентов на высшую должность, отчего нынче стал разделять беспокойство жены и старается как можно чаще держать разум закрытым.
Устраивает себе и кузине Алисе небольшие прогулки по маггловской Британии под покровом ночи, либо шумной толпы. Ничем примечательным данные прогулки не заканчиваются, однако дают Альберту шанс отдохнуть от повседневных интриг и обыденной работы. Кстати говоря, к своей обыденной работе Фоули также относит появление на всевозможных званых вечерах, которые устраивают знатные чистокровные семьи.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
III. « УМЕРЕТЬ ЛИЧНОСТЬЮ »
д о п о л н и т е л ь н о
СВЯЗЬ:
skype: oliver.vega_
ПРИМЕР ИГРЫ:
Изначально рассматривая приглашение не более чем неплохую возможность бесплатно поесть и пройтись взглядом по всем своим новоиспеченным соседям, Мильх даже не подозревал, чем этот вечер может для него обернуться. Надевая лучший, по совместительству единственный, костюм парень вовсе не был уверен в том, что спустя час он окажется в толпе напыщенных индюков и отполированных ворон, чьи блестящие украшения слепят своей отвратительно накрученной ценой и важностью. Уже сидя в зале, Вернон едва сдерживал желание тот час встать и выйти – проявить неуважение к автору картины его ничуть не пугало, однако к сидению его крепко приковывало желание не ударить лицом в грязь перед надменными не по годам девицами и мужами с breguet на запястьях. Любезнейший поклон владельцу дома “Химеры” за столь потрясающую подставу. Боясь каждый раз шевельнуться, или сделать что-либо неправильно, Мильх тем не менее только и делал что двигался. Он давно не мог усидеть на месте, обосновывая невыдержанность сам себе тем, что картинка пришлась ему не по вкусу. К чему было ожидать чего-то иного? Он чувствовал себя мальчишкой, который не был знаком с элементарными правилами приличия, словно никогда не бывал в свете и, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Разглядывая соседей, Вернон практически пялился в лица внимательных зрителей. Благо, те не обратили на парня никакого внимания. Они явно увлеклись и уже давно играют куда лучше актёров на огромном экране – не так-то и просто выказывать восторг столь безвкусной сцене, но пара блистала талантом, сверкая глазами от восторга. Уверенный в том, что картина не станет интереснее, чем 10, 20 и 30 минут Мильх практически перестал смотреть, его взгляд сосредоточился на поиске хоть одного знакомого человека, хоть одной фигуры, отдаленно напоминающей знакомую физиономию. Всё было напрасно – поиски Вернона быстро свелись к круговым движениям зрачками по залу и неустанного натыкания на единственную знакомую личность: Колм Роше.
Выйдя из зала, Вернон буквально на минуту почувствовал себя человеком и был почти рад, что самая нудная часть вечера завершилась, и можно приступить к знакомству с иными экспонатами действа. Наворачивая круги по залу, парень старался избежать встречи с владельцем дома, в принципе, и с высокопоставленными представителями зала до того, как испробует местный алкоголь.
Позабыв все запреты и явную нелюбовь к методичному спаиванию самого себя, Мильх быстро выхватил с подноса официанта один бокал и со скоростью метеорита, падающего на те планы, которые юноша построил на этот вечер, осушил бокал. Едва ли оставаясь честным с самим собой, Вернон настойчиво пробирался сквозь толпу, не забывая пользоваться услугами экспресс-доставки дорогого и, на удивление, весьма приятного пойла – планов у него совсем не было, поэтому стоит расслабиться и попробовать получить хоть каплю удовольствия от вечера.
Наблюдая за светскими беседами овец в костюмах хищниц, Вернон не прекращал движение к столу, который словно коршуны облепили с обеих сторон любители поживиться бесплатной едой. Казалось бы, надевшие последние наряды, которые остались от всего богатства, пущенного на оплату долгов и квартиры, бедняки строили из себя элиту, смакуя каждый бутерброд, именуемый в нынешнем обществе канапе.
Каждый сегодня хотел почувствовать себя звездой, предстать перед зрителями картины и с важным, словно павлин, видом распинаться перед голодной на сплетни публикой, доказывая, что именно его история будет интересна. Именно он – достоин, сверкать перед объективами репортеров и быть на первых полосах рубрики “Светские новости”. Критики же, не тратя время на хвастовство, осторожно добавляли к своей трапезе всё новые и новые блюда, уверенные в том, что остались необнаруженными взглядами десятков ненавистников и еще нескольких потенциальных, которые будут утопать в слезах и собственной бездарности уже завтра от отзыва к фильму, который едва ли не заставил Вернона и многих других, менее скромных и сдержанных, зрителей заснуть от скуки.
Ухватив и для себя кусочек счастья, украшенного самой обыкновенной, за этот вечер, маслиной, Мильх наконец-то смог остановиться и насладиться мгновением собственного спокойствия. Зал кипел людьми, получившими также как Вернон, а может и купившими за баснословные деньги пропуск на сиё мероприятие. Парень мог бы начать строить теории о том, кто и каким образом сюда попал, но решил, что тратить время на столь скромную игру в масштабах действа недопустимая, для этого вечера, скупость.
Подливая игристый напиток, бьющий коронным правым в голову весьма юному парню, он встречает взглядом с таким же весьма милым на вид, горе-алкоголиком, чей вырез привлекает внимания и заставляет опьяненный разум выдавить на лице самодовольную улыбку, которую парень немедля скрывает за очередным наполненным бокалом. Казалось бы, студент совсем забыл о том, что находится в обществе явно не соответствующем ему самому, о скромностях и прочих деталям характера, которые не давали его языку развязаться. Всё те же глаза, спокойные два айсберга, неумело покрашенные в зеленый, обходительно рассматривают фигуры перед собой, которые впрочем, так и не удается запомнить. За этот вечер Мильх завязал разговор со многими, а запомнил ни одного. Измениться ли что-то далее?