Draco Lucius Malfoy
В синем небе руки в стороны,
Черным цветом заколдованы
Ты да я, я да ты,
Да молодые вороны.
Be somebody |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Be somebody » chapter I. witchcraft and wizardry » a part of my soul is fading
Draco Lucius Malfoy
В синем небе руки в стороны,
Черным цветом заколдованы
Ты да я, я да ты,
Да молодые вороны.
D R A C O M A L F O Y | Д Р А К О М А Л Ф О Й
Tom Felton
I Ш А Г. О Б Щ А Я И Н Ф О Р М А Ц И Я.К у д а н и п о д а т ь с я, о т с е б я н е у б е ж и ш ь. К а к о т т е н и. В с е г д а с л е д у е т з а т о б о й п о п я т а м.
Возраст и дата рождения.
5 июня 1980 года
Лояльность.
Пожиратели смерти
Место работы, должность.
Министерство Магии, Хит-визард
Уровень крови и статус волшебника:
I | WHITE | C2
Магический уровень
Tenebrosi + FM(O) + DM(O) + RM(O) + HM(L)
Ориентация персонажа.
Гетеро.
II Ш А Г. Б И О Г Р А Ф И Ч Е С К И Е Д А Н Н Ы ЕВ д а л и о т в з г л я д о в о б щ е с т в а п и ш у т с я с а м ы е л у ч ш и е б и о г р а ф и и.
Родственные связи персонажа
Narcissa Malfoy ( Black) - мать, 45 лет; чистокровная волшебница; закончил Слизерин.
Lucius Malfoy - отец, 46 лет; чистокровный волшебник; закончил Слизерин.
Место рождения персонажа
Великобритания, Лондон, Малфой-Мэнор;
Место проживания персонажа.
Великобритания, Лондон, Малфой-Мэнор;
Биография
Чего ты ожидал от жизни, и что сейчас имеешь? Этот вопрос Малфой часто повторял себе после битвы за Хогвартс. Каждый день после случившегося он не переставал думать о том, чего добился, что изменилось и кто теперь вершит судьбу.
В 6 лет Драко уверенно стоял на ногах, без труда задирал нос выше остальных и, в общем был уверен в том, что является первенцем древнейшего рода, чьи традиции и семейные ценности ему суждено унаследовать. Он был уверен, что баллом правит именно он. Еще совсем маленький, неуверенно читающий и запинающийся при разговоре на ломаном французском, он был уверен в себе. Разве мог кто-то в доме оспорить его уверенность или заставить его бояться? Отец видел в нем лишь гордость – строгое воспитание Малфою не было суждено.
Кто угодно, проходящий мимо, заметит, что Драко - весьма милый, с виду, молодой человек аристократического происхождения. Его тонкие скулы, бледная кожа и светлый волос подчеркивают его красоту. Но разве кто-нибудь сможет повторить то же самое, поговорив с ним всего лишь мгновенье? Малфой самоуверенный, даже слишком. Уверенность в себе с поступлением в Хогвартс всё сильнее подпитывает его самодовольную ухмылку. Разве был кто-нибудь еще, кого шляпа там быстро распределила на заветный Слизерин? Драко знал, что попадет именно туда – он не рассматривал иные варианты для себя и даже не задумывался всерьез о том, что может отправиться на иной факультет – чувствовал, что именно там ему и место.
Глядя на все изъяны Малфоя в виде скверного характера и чрезмерного самолюбия, можно подумать, что любви одногрупников, вероятно, как и успеха в учебе, ему не видать. Вздор. Драко не нужна была любовь тех, кого он ставил ниже себя – а ниже себя он ставил всех. Даже профессор Дамблдор не внушал ему уважения. Заносчивый маленький мальчик – единственное, что о нем могли сказать старшекурсники с других факультетов, в то время как свои не переставали восхищаться его успехами в учебе и уникальной способностью добывать для факультета очки в таком количестве, что они чуть было не получили кубок школы. Спасибо директору в очередной раз скажут гриффиндорцы, а Малфой скаля зубы, будет пробивать во лбу Поттера дыру взглядом, в надежде, что это дыра станет более чем реальной.
Разве подогретая директором ненависть ко всему Слизерину вывела из равновесия Драко? О, вовсе нет. Некогда заносчивый, колкий на фразы и не уважающий никого, кроме своей персоны, чистокровный волшебник совсем переменился. Он нашел в себе силы бороться с развивающимся культом Поттера. Он ненавидел эту фамилию. Да, ненависть так глубоко въелась в его мозг, что он и забыл про ту самовлюбленность, которую в детских лет сам в себе воспитал. Он перестал быть тем ребенком, которого привыкли в нем видеть окружающие. Обложенный стопками книг, Малфой полностью уходил в свои мысли, размышления о том, как приготовить зелье лучше, чем смог бы это сделать небезызвестный Поттер. Он никогда больше не назовет его по имени, даже в мыслях. С высоты птичьего полета Малфой смотрел на него, как на мерзкую букашку, случайно попавшую на небо. Недостойный сброд – герой школы.
А слава «мальчика-который-выжил» всё не утихала, как и ненависть Драко. Иногда он трусил, особенно когда оставался один, как в детстве, когда гроза была слишком громкой – так и ненависть для него была чем-то слишком громким, отчего волшебнику хотелось прекратить это всё простым взмахом палочки и громким, четким Непростительным. При всем своём желании, Малфой ничего не делал для этого. Он старался перенаправить свой гнев, став частью команды квиддича – гордость факультета, как он считал. Он всё еще мнил себя выше всех, но с одним лишь различием, что приравнивал остальные факультеты к букашкам, подобно Поттеру.
Отгоняя прочь от новичков стервятников-благодетелей, Малфой не разменивался на милые улыбки и дружеские советы. Ему вовсе не надо было подчеркивать, что все, что он делает, он делает для факультета. Драко никогда не говорил, что Слизерин – семья, но подсознательно был готов перерезать глотку любому, кто посягнет на его собственность. Нет, вовсе не семья – Драко не находил нужных слов, поэтому просто их избегал. Да и в итоге все прекрасно понимали, для чего он это делает. Теперь все знали, кто он такой. Драко Малфой – не тот выскочка, который пользовался той же палочкой, что и он.
Малфой часто думал о том, что всё могло сложиться иначе. В духе своего отца, мечтающего о другом устройстве в государстве, он думал о правлении Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить. Мурашки по коже. В такие моменты Драко погружался в мечты, в которых Поттер – мертв, а Темный Лорд – руководит баллом. Да, Драко теперь знал, что лично он никогда не сможет заправлять массовым действом, организовывать восстание или приговаривать к казни – но он знал того, кто должен это делать. Теперь Малфой был абсолютно уверен в том, что его отец был прав. Что то, что с детства внушали ему, хоть и под запретом разглашения, и есть та истина, которой не хватало Драко для понимания хода вещей.
Разве тогда кто-то мог уследить за ухмылкой Малфоя? Увидеть удовольствие в его глазах, буквально огонь – он горел желаниям видеть продолжение. В тот самый день, когда Пожиратели Смерти пришли впервые – он трепетал от возбуждения. Можно ли его винить за это? Позволил бы себе кто-то привести его в чувство – прикоснуться или возможно ударить, дабы вновь вернуть к реальности? Нет, даже Дафна – ярый любитель донимать Малфоя - не стала бы приближаться к нему достаточно близко. В тот момент-то всё и решилось, всё в голове у Малфоя наконец-то стало на свои места, кусочки пазла сложились – это то, что он искал. Это именно та истина, к которой Драко шел столько времени. Он бы хотел побежать за напавшими, как маленький ребенок за автобусом мороженого, но Драко оставался на месте, сохраняя спокойствие и выдержку – лишь завороженный взгляд выдавал его реальное отношение к происходящему. В тот момент всё в Драко окончательно переменилось. С того первого появления и до сегодня Малфой должен был оставаться верен тому, во что единожды поверил, чему мысленно присягнул на верность всеми клятвами, о которых он имел малейшее представление. Уже тогда Малфой знал, что его отец не просто так довольно улыбается всему происходящему, он не просто так буквально трясется от желания присоединиться к нападавшим и, без всякой жалости, перерезать горло всем, кто когда-либо имели наглость бросить вызов его семье. Уже тогда Драко знал: его отец – Пожиратель Смерти. Впервые за все годы жизни он смог смотреть на отца с уважением, которого раньше не было, которое не было продиктовано привычками и статусом – это было то, чем Малфой и правда мог гордиться, по крайне мере там, внутри себя. С того момента он стал ближе к Персефоне Паркинсон, которую сейчас мог бы назвать своей лучшей подругой. Она стала исключением, которое Малфой никогда не сможет сделать для других. Исключением, которое заставляло шептаться всех тех, кто с нередкой ненавистью смотрел на Малфоя. Паркинсон была дочерью небезызвестного участника Пожирателей Смерти, который вскоре после огласки его причастности к данной организации, без суда и следствия, как и прочие чистокровные, не сумевшие скрыть своей преданности к Темному Лорду, был заточен в Азкабане. Сейчас Панс, как Малфой стал её называть после того, как она прокатила его вниз по лестнице за не слишком удачную удачную попытку завязать с ней диалог, являлась по сути никемДа, как бы она ни гордилась своей фамилией, рассказывая о том, что она – наследница чистокровного рода – она была никем. В любом другом случае Малфой бы даже говорить с ней не стал по её желанию, чего уж говорить о собственной инициативе, но здесь всё было совершенно иначе. Драко слишком привлекала сторона медали, на которой осторожно красовалась змея, и Панс была именно тем человеком, которая не понаслышке знала об этом. Он не стеснялся говорить с ней на темы, про которые большинству студентам даже подумать страшно. Драко находил всякое оправдание, чтобы подойти и просто поговорить,гордость не позволяла ему даже подумать о том, что у него вдруг появился друг. Да и к чему теперь были все уловки, если он и Паркинсон стали старостами факультета?
События складывались как нельзя лучше в голове у Драко. Пускай всё было не так гладко, как и всегда, в общем-то, у Малфоя, однако это было так, как он и думал. Всё шло по плану лишь до того мгновения, когда его отец оказался в Азкабане. Сам Волан-де-морт почтил Малфоя своим присутствием. Человек, от присутствия которого закипала кровь в жилах, продемонстрировал парню акт невиданной щедрости и любезно предложил присягнуть ему на верность и принять метку, взамен попросив лишь труп одного единственного человека – профессора Дамблдора. Разве мог юноша тогда знать, что это ловушка, уловка, наказание за грехи отца? Догадываться об этом могла лишь его мать, которая всячески пыталась оградить Малфоя от ошибки, которую он собирался совершить. Ослепленный желанием услужить темного лорду, юноша и слушать бы не стал её тогда, и не станет слушать сейчас. Малфой, воодушевленный светлой перспективой, старался сделать всё для того, чтобы добиться цели, поставленной перед ним. Он не делился ни с кем своими планами – делал всё молча, без лишних телодвижений. С переменным успехом, не желая искать компромисс и принимать помощь от того же Снейпа, который, по мнению Драко вовсе не хотел помочь, а просто желал получить расположение Темного Лорда, Малфой всё же добрался к своей цели. Он не смог собственноручно обезвредить профессора, не смог сделать это так тихо, как собирался – он перевернул школу с ног на голову, когда приветливо отворил двери перед Пожирателями Смерти. Он был так доволен собой и тем, что он сделал, чего добился, что даже не выделил время на раздумья. В один миг он просто оказался напротив Дамблдора, неспособный и шагу ступить. Он не мог пошевелить ни единым мускулом – он струсил. Малфой не справился с поставленной перед ним задачей и понял, в чем был весь фокус. В тот самый момент он осознал, что им манипулировали, что всё, что он сделал для себя, для своего благосостояния и продвижения себя в лице непонятного авторитета – чушь собачья, в которую мог поверить только глупый школьник. Глупый школьник, которым Малфой себя никогда не считал. Тогда уже не было времени думать о чем-либо еще, ведь спустя мгновение Снейп сделал то, чего не смог Малфой. В очередной раз жизнь молодого волшебника поменялась. Он, буквально, упал с обрыва, на который карабкался этот год. Он был уверен в том, что карабкался туда самостоятельно лишь до того момента, как увидел своего любимого отца в Малфой-Мэноре, окруженного прочими приспешниками Темного Лорда и, собственно, самим Темным Лордом, который в очередной раз Малфоям честь своим великодушием.
Драко не мог определиться в своих чувствах, он не мог с кем-либо поговорить о случившемся и просто закрывался в себе, совершая бессмысленные попытки понять, что стоит делать и куда дальше идти. Малфой оказался на распутье и не решался выбрать правильную дорогу. Он стоял и думал о том, что на самом деле важно. Чего хочет он? Чего хотят от него? Почему Малфой оказался в таком положении, почему он всё еще не перестает думать о том, что сделал что-то неправильно? В очередной раз, он промахнулся. Он сделал этот промах в тот момент, когда решил завязать в первый раз дружбу. Когда он просто попробовал быть честным с кем-то, кроме себя. Малфой верил, или надеялся – он сам понять не мог, но отчаянно продолжал делать это. В этот раз всё должно быть иначе.
Руки дрожат – разве кто-то это заметит? Разве кто-то увидит его, сидящего одного за пределами школы? Да и разве будет кого-то это волновать? Вздор, думал тогда Малфой. Он не скрывал страх, который полностью им завладел. Не опасался, что кто-нибудь увидит, как трясутся его руки. Как бьется сердце, громко, словно буря гремит. Да, внутри Малфоя бушевала буря, от которой он не мог никуда сбежать. Он бежал, пытался скрыться от того, что его так гложет, исчезнуть из виду и просто помолчать. Разве ему выдавался такой шанс? Дафна, было ли в ней это любопытство? Вела ли она себя так раньше, или скрывала она заботу за упреками и подколками? Малфой не знал как и не знал какого черта она пришла к нему, зачем села рядом и, естественно, он не знал, почему ему стало так тепло на душе от её присутствия. Было слишком много поступков, о которых Драко будет жалеть позже и о которых жалеет сейчас. Думал ли он тогда, что это будет иметь вес в будущем? Верил ли в то, что её “забота” тогда была именно заботой? В один момент, ему просто надоело думать, задавать вопросы и не получать ответы. Он сделал то, что сделал и не стал ничего объяснять. Впервые в жизни он не решался что-либо сказать. Встал и ушел, оставив девушку вопросами о том, почему он вдруг решил её поцеловать, на её собственной совести. Они вспомнят об этом, когда слишком смелая или глупая девушка, решит провернуть с Малфоем то же самое, не забывая поспешно покинуть место преступления. Он не дал ей уйти тогда, разве позволит когда-нибудь снова попробовать?
Когда наступил тот самый день – он был в Хогвартсе Он видел поражение Снейпа, он видел вдохновенную речь Макгонагалл и всё равно был уверен в том, что они не смогут одолеть Темного Лорда. Не он один – Паркинсон не могла молчать, она была слишком добра к ним. Она их просила, почти умоляла отдать несносного Поттера Волан-де-Морту и сдаться на его милость. Персефона верила в маленькую крупицу благоразумия, которая могла бы прорваться сквозь их напыщенное чувство гордости и справедливости. Драко никогда не понимал, откуда это у грязнокровных, так же как и не понимал, почему они не смогли пожертвовать одним человеком во благо чужих жизней, во благо тех, кого этот человек так хотел защитить. Поттер, разве не было бы разумнее тебе тогда самому сдаться? Малфой не знал ответа, он только знал, что сейчас надо подумать, прежде всего, о семье, на которую так сильно взъелся Темный Лорд. Драко никогда не сомневался в победе Темного Лорда – это было для него слишком очевидно. Он вполне бы мог просто сидеть и ждать, когда же наступить час казни Поттера, а может заслужить прощения для всей семьи. Малфой знал, что если помешает великому герою найти то, что он так отчаянно пытается найти и уничтожить – Темный Лорд простит все грехи. Грехи его, и его отца – он верил в то, что всё еще можно изменить, что еще не поздно. Он гнался за ним, за героем Поттером, осторожно и быстро. Не отставая ни на шаг, но и не оказываясь впереди него. Драко так сильно верил в себя, в то что сможет всё изменить, что не заметил как провалился. Да, он не смог помешать Поттеру совершить задуманное, он ничего не смог изменить и уже вряд ли сможет. Может, это получится у мальчика, который выжил? Всего на мгновение он поверил в то, что Поттер и правда может что-то сделать. Малфой позволил совершить себе эту ошибку, понадеяться на чудо, поверить в то, что у мерзкого гриффиндорца хватит сил справиться с самым могущественным волшебником, которого только видела магическая Англия. Он отпустил Поттера, не позволил двум своим подручным последовать за ним, объясняя тем, что самому Волан-де-Морту суждено его убить, и они не вправе отнять у него эту честь.
Сколько может стоить одна ошибка? Сколько таких ошибок ты еще можешь сделать, Малфой? Сколько еще ошибок тебе простят, и как долго твоя голова будет сохранять своё положение не плечах? Ты видел окровавленный труп Поттера, ты слышал, как Темный Лорд называет твою семью предателями, молчал, когда был вынужден отдать всё имущество им, Пожирателям смерти – только так вы смогли вымолить себе прощение. Некогда знатный род Малфой – что от него осталось? Он был изначально готов к тому, что о нем напишут в учебнике по истории. Его фамилия будет явно выделяться среди всех остальных, броские узоры украсят её очертания, а подле неё будет красоваться зеленый знак, напоминая всем прочим смердам, какой факультет заканчивал и чьей гордостью является Драко Люциус Малфой. Что теперь? Слишком много вопросов, на которые нет ответа. Не способен смириться с тем, что был обязан стать мужем Астории Гринграсс – цена состоятельности, которую Люциус Малфой согласился заплатить. Не может поверить в то, что добровольно отдаст первенца в руки Гринграсс – расплата за ошибку, от которой никуда не убежишь. Никогда не поймешь, почему проводишь ночи с сестрой жены – новая ошибка, предвещающая бурю. Малфой, разве ты способен на что-либо еще?
III Ш А Г. П С И Х О Л О Г И Ч Е С К И Й П О Р Т Р Е Т О с т а в а й с я с о б о й — м и р б о г о т в о р и т о р и г и н а л ы.
Положительные черты характера
Уверенный, целеустремленный, аккуратный, умный
Негативные черты характера
Циничный, самовлюбленный, грубый, бестактный, трусливый
Специфические особенности
Малфоя трудно назвать образцовым сыном древнейшего чистокровного рода. В силу своей чрезмерной самовлюбленности, он не пожалеет колких фраз на всех тех, кого посчитает недостойными своего общества. Груб со всеми, кого не считает для себя полезным. Трудно сходится с людьми, даже если симпатизирует им. В кризисной ситуации сначала делает, и только потом думает даже после того, как не один раз поплатился за подобный промах.
Описание характера
Малфой не был одним из тех принцев, которые любят часами разглагольствовать о себе, своем королевском величии и о том, как прекрасно живется людям, которым они позволяют находиться в своем окружении. Размышления о собственной личности у него всегда сводились к необходимому минимуму, который он некогда сам себе установил. Минимуму в одно предложение. Драко мог описать себя одним простым словосочетанием и был абсолютно уверен в том, что оно несет в себе больше смысла, чем кажется окружающим. «Я – Малфой», - не уставал повторять он, стоя у зеркала.
«Я Малфой, и все ошибки совершенные моим семейством – мои собственные». Разве обрадовало бы подобное заявление кого-то? Разве смог бы он принять на себя грехи, совершенные прабабкой в молодости? Нет, Драко был уверен в своей уникальности и в том, что только он способен воспринимать свою семью как нечто единое. Единый механизм, при работе которого если откажет одна деталь – пострадают и остальные. Он прекрасно понимал, что сам является всего лишь деталью, которая вряд ли сможет изменить работу целого механизма и решить за все шестеренки в какую сторону им необходимо двигаться. Не мог указывать что делать, не мог и идти против механизма. Малфой был уверен в том, что единство взглядов в семье обеспечило бы ему замечательное будущее. Он не спорил с отцом, о чем бы тот ни просил, что бы ни заставил сделать. Он не пренебрегал заботой, которую дарила и продолжает дарить ему мать – разве можно заставить женщину разлюбить своего сына и перестать беспокоиться о нем? Малфой ценил в Нарциссе именно то, что она никогда не изменит своим убеждениям. Да, Малфой на самом деле любил свою семью, гордился ею и упивался гордостью от того, что является её частью.
«Я – Малфой, а значит, я принадлежу к числу лучших представителей нашего общества». Можно ли найти семью, которая бы сильнее гордилась чистотой своей крови, которая с таким же трепетом оберегала её от недостойных? Разве способен кто-либо еще так яро ненавидеть полукровных и грязнокровных волшебников только за то, что они существуют? Малфой не стеснялся выражать свою ненависть, он не церемонился ни с кем, чья чистота крови могла быть поставлена под сомнение. Драко никогда не решится связать свою судьбу с грязнокровными, Драко никогда не сможет воспринимать грязнокровных за равных себе самому и, конечно же, Драко никогда не избавится от навязчивой идеи просто взять однажды и сжечь их всех. В такие моменты на его лице появляется дикая, даже немного сумасшедшая, улыбка. От этого всегда становится не по себе всем тем, кто застал Малфоя за размышлениями о чистоте крови.
«Я – Малфой, мне суждено выигрывать». Привык ли Драко к тому, что он на втором месте? Может ли он уступить своё место кому-то еще, неважно, какой чистоты крови он, не суть, с какого факультета? Малфой даже в мыслях не позволяет отодвинуть свою персону на второй план. «Я – хозяин положения», - уверенно твердит себе Малфой, стоя перед зеркалом. Он уверен в том, что любые трудности для него пустой звук. Как бы тяжелы бы они ни были на подъем – Малфою удается выйти победителем из большинства сражений, сохраняет первенство в тех ситуациях, когда, казалось бы, изменить что-либо уже невозможно. Малфой из тех, кто делает невозможное. Малфой именно тот, кто готов пойти на любой риск ради достижения поставленной цели.
IV Ш А Г. Л И Ч Н Ы Е Д А Н Н Ы Е В к а ж д о й к р у п н о й л и ч н о с т и е с т ь ч т о - т о м е л к и м ш р и ф т о м.
Основной профиль
Только этот.
Связь с Вами
620384233
Пробный пост
Heaven and hell will be burning tonight
В глазах потемнело, а на лице глупая улыбка – я сошел с ума, Роальд. Я перестал ощущать реальность, я потерял счет времени, моя рука сама двигалась, а губы неустанно шептали заклинания. Нас предали и загнали в угол. Мы были на краю пропасти. Так думали все, кроме меня – я бывал на краю пропасти, там совершенно иначе. Кучка сбродных орденовцев неожиданно влетели в Министерство, фактически сжигая всё на своём пути – этакие герои и добродетели. Они посеяли раздор в наших рядах. Заставили меня забыть о добром расположении духа и шепнуть запретное: “Круцио”. Я делал это раньше, для Миллисент. Для министра…для матери. Я не ждал приказа, я не ждал одобрительного кивка или мольбы о спасении – я знал, что я здесь для защиты, того во что верит она. Жалел ли я о том, что пришлось убивать своих же союзников? А разве они были мои? Я верен лишь одному человеку и никому более, дорогой Аластор Грюм. Вы решили перейти на сторону врага? Меня это мало волнует – катитесь ко всем чертям, только не забудьте взять с собой мою Аваду. Я беспристрастно произносил запрещённые заклятия, напрочь забыв про человечность. Роальд, не смотри на меня – сейчас на мне не лучшая маска.
Мои мысли перестали быть моими. Я смутно помню обрывки событий, зеленые искры из моей палочки и кровь. Много крови, иногда даже моей собственной. Я был в состоянии, близком к эйфории. Мне нравилось убивать. Или это был вовсе не я? Плевать, сейчас главным только разобраться с ними всеми – удержать позиции и дать время Миллисент. Мы – пушечное мясо, чей-то срок уже пришел, а кому-то предстоит еще некоторое время собирать урожай и только после этого отправиться на бойню самому. Так думал за меня чужой рассудок в моей голове. Я не переставал идти, словно подбираясь к чему-то, по дороге не забывая уничтожать любую угрозу, находящуюся у меня на пути. Разве можно называть угрозой этих мелких крыс? – шептал я себе, ступая по телам и головам. Я останавливался только для того, чтобы произнести очередное заклинание или помочь подняться союзникам. Только потом, корчась от боли, я понимал, насколько глупо и безрассудно себя вел. Я был готов идти и идти. Я бы дошел даже до Грюма, и плевать, что смерть встретила бы меня жестокой пощечиной. Благо, пощечину я успел поймать не от главы Ордена Феникса. Тяжелое осознание реальности пришло ко мне в тот момент, когда я увидел тебя. Глаза мгновенно перестали видеть лишь очертания – я увидел свои руки в крови. Скольких еще я убил бы ради тебя?
Акселль, даже в пылу сражения, я не могу обойти тебя стороной. Чертовы Бэгнольды, чертова преданность, чертов долг – я остался. Я остался в тени, стараясь не показывать себя – ты бы разозлилась и ненароком бы убила, просто потому что я не могу сопротивляться. Ты была увлечена, как я 5 минут назад. Ты неустанно осыпала “крыс” заклинаниями с попеременным успехом. Я бы всё отдал лишь за то, чтобы просто сесть и наблюдать за тобой, за тем, как ты повзрослела. Отгоняя от себя эти мысли и стараясь не думать о том, кого защищаю – я лишь осторожно, стараясь не показаться тебе на глаза, прикрываю тебе спину. Нам дают команду отступать и аппарировать. Но разве мы уйдем так просто? Ты продолжаешь сражаться, из последних сил сдерживая неисчислимое количество Орденовских отродьев. Я решаюсь подойти, собираюсь схватить тебя за шкирку и аппарировать в безопасное место, а дальше – будь что будет.
Я продвигаюсь к тебе, ватными ногами делая шаги, которые могли бы стоит мне жизни, если бы не обстоятельства. Это мой долг – я должен забрать тебя отсюда. Роальд, зачем ты просишь меня повернуться? Что ты там увидел? Я стал живым щитом для тебя, Акселль. Отблагодари меня как-нибудь за это, ладно? Например, останься живой. Из моей палочки вылетает последняя искра – надежда на то, что угрозы больше нет. Моё тело падает на землю, резко потяжелев от непростительного, предназначенного вовсе не мне. Я должен был чувствовать боль, правда? Внутри меня должны были взорваться все звезды, а я лишь наблюдал за другой звездой, которая наконец-то смогла исчезнуть из моего поля зрения. Она спаслась – это главное.
Пускай никто никогда не узнает, чем я пожертвовал и для чего. Никто в жизни не догадается, от чего я спас дочь Министра – плевать. Я был уверен, что моя миссия завершена и наконец-то получу то, чего ждал так долго - спокойствие. Я так давно ждал этого, и был готов принять с улыбкой то, что мне уготовила судьба. Закрывая глаза, я был уверен, что это конец ... Миллисент, как же ты любишь всё портить.
Ожил я уже в Бэгнольд Холле, спустя день после событий в Министерстве. Радости моей не было предела, когда я узнал, что за это время меня никто так и не нашел – иногда удобно быть тенью, особенно если “поймал” чужое Круцио. Вставая, я понимаю, что если Миллс об этом узнает – сама запустит в меня непростительное. Хорошо, что мне удалось скрыть это досадное событие. Идти больно, но можно – я справлюсь, как и каждый другой раз, когда вел себя как полный идиот.
Все те дни, что мы потратили в этом поместье я не выходил из своей комнаты, не желая встречаться лицом к лицу с внешним миром. Разговаривать о событиях, произошедших в тот день, было бы слишком болезненно. Я ждал. Как верный пёс, которому приказали сидеть – я ждал. Иногда мне хотелось сорваться с цепи, на которую я собою же был посажен, но я сдерживался изо всех сил. Миллисент сейчас не до приемов сомнительных кандидатов в сыновья, или их замен. Да и вряд ли мои слова изменили бы что-либо. Я не собирался выступать сам перед собой с речью, или ломать стены, томясь ожиданием. Готовность ждать – именно то, что сейчас надо было Бэгнольд. И верность, конечно, усомнится в которой не смог бы сам Мерлин…
Я медленно шагал в библиотеку. Думаю, что вполне мог бы прийти туда раньше, дабы первым узнать, что же хочет всем сообщить владелец поместью, но я вспомнил про время, которое было выделено нам всем. Не стоит приближать смерть, если только от нее избавился, правда? Глупая улыбка – постоянный спутник моих мыслей. Сегодня я Айвинд, поэтому не имею права вести себя так, как мне вздумается. Я должен вести себя так, как вздумалось бы ему. Роальд был настолько добр, что протянул мне маску безразличия, за которой я мгновенно скрыл свои мысли и сопутствующую улыбку. Войдя в библиотеку, первый делом я увидел Акселль, уходящую вглубь помещения, подальше от центра. Роальд чуть было не толкнул меня к ней, но, сохраняя самообладание, я решительно двинулся к огромному столу, за которым уже через мгновение будут сидеть самые могущественные волшебники. По коже пробежали мурашки. Нет, совсем не от осознания дурного соседства – я ведь делал это не впервой. Скорее от мрачного вида Миллисент. Она выглядела так, словно Роальд одолжил ей мои маски и скрыл с лица все эмоции, оставив ей на чай лишь железное самообладание. Нет, это вовсе дело не Роальда…. Это Миллисент Бэгнольд, одним взглядом внушающая страх и уважение. Что же ты решила, мама?
Я ведьму юную на выручку зову:
Скажи мне, как избыть такое?
Мой воспаленный ум - что раненый во рву,
Под грудой трупов, после боя.
Я ведьму юную на выручку зову.
Вы здесь » Be somebody » chapter I. witchcraft and wizardry » a part of my soul is fading