Канун решающей битвы - это всегда испытание. Стойкости, храбрости, веры. Для каждого - свое собственное, Создатель не любит повторяться. Для каждого - на грани его возможностей, и только от самого человека зависит, сможет ли он на этой грани удержаться. Филипп не знал, чем небесный отец испытывает его, не оставляя другого пути, кроме предательства. Но послушно принимал его волю, как принимал ее всегда. Только сегодня ни исповедь, ни долгая молитва не приносили облегчения. Быть может, потому что ни на том, ни на другом не получалось сосредоточиться. Мысли сами собой возвращались к тому, что предстояло совершить. Мысли летели к стенам Эсгарота, по путанным улицам столицы, к королевскому замку, носившему имя целой династии, которая не должна была глупо прерваться из-за слабости одного из ее сыновей. Мысли плутали по узким замковым коридорам, над стертыми за столетия ступенями, летели на его стены, где завершались последние приготовления, и останавливались у покоев брата. Думать о том, что должно произойти за этим порогом, Филипп не решался. Может быть, этим проваливая дарованное ему испытание.
Молитва закончилась смято. Маршал привычно приложился к подаренному ему еще матерью кресту, который никогда не снимал с шеи, стараясь не думать о том, что мать первая проклянет его, когда узнает о том, что он сделал. Только сжав крест в ладони, вспомнил о том, что теперь рядом со святым символом висит и неприметное кольцо, которое оказалось на том же шнуре совсем недавно. Филипп ничуть не сомневался тогда, вешая кольцо рядом с крестом. Оно, конечно, не было священной реликвией, никогда не принадлежало ни одной из святых, но значило теперь для него ничуть не меньше, чем полученный в Солине меч или браслет, хранивший в себе частицы святых мощей - те вещи, с которыми он не расставался. Герцог поднес кольцо к глазам, стараясь лучше разглядеть в закатном свете, заливающем все вокруг своей кровью, но не увидел ничего, кроме старого тусклого серебра и небольшой жемчужины. Улыбнулся вспоминая ту ночь, когда получил подарок, и все, что было тогда сказано. Стоило закрыть глаза, тепло тающих солнечных лучей становились теплом ее руки, а весенний ветер - ее дыханием. Асдис верила в него не меньше, чем он сам верил в себя. И в то, что он поступает правильно - намного больше, чем в это верил он сам.
Ждать всегда было сложно. Сложнее, чем отступать, сложнее, чем проигрывать. Сейчас же приходилось бездействовать, провожая взглядом скатившееся за горизонт светило и встречая сумерки. Начиная с той минуты, когда на небе зажглась первая звезда, Филипп не сводил взгляда с замковых башен, пока на них один за другим не зажглись четыре едва заметных синих огня, о которых еще через пять минут, с трудом переводя дыхание от быстрого бега, доложит один из его личного отряда. Знак подан, можно выступать.
Маршал кивнул, развернулся и, по привычке чеканя шаг, пошел через разбитый на ночь лагерь. На вооруженные отряды, которые маршировали к столице с севера, никто не обращал особого внимания. Кампания на юге давала немалые возможности, в том числе и скрыть перемещение нескольких тысяч вооруженных воинов даже от самых любопытных глаз и умов. Остановились на холме, почти у самых стен столицы, не вызывая удивления или страха - здесь же останавливались полки, следующие из центральных герцогств и с востока. Вот только последний переход для отрядов Филиппа должен был стать короче, чем для других. К утру так или иначе все разрешится, но для тех, кто собрался на импровизированный совет, все решалось здесь и сейчас. Маршал обвел взглядом полтора десятка собравшихся. Небольшой отряд, которому сегодня он собирался доверить свою жизнь и от которых зависело будущее всего королевства.
- Огни на башнях, - кратко сообщил он, зная, что будет понят. - Коридоры замка свободны. Никто не выйдет сегодня из своих покоев.
В этом Филипп не сомневался, как не сомневался в верных ему гвардейцах и слугах. Некоторым лучше не знать, что происходит за дверью его безопасных покоев. Сначала Филипп хотел запереть их только для тех придворных, кто поддерживал брата открыто, но, попытавшись разобраться в масках и хитросплетениях дворцовых интриг, очень скоро махнул рукой и принял радикальное решение. Эсгаротский замок сегодня будет мирно спать, чтобы завтра встретить рассвет в новом и лучшем Брейвайне.
- Если все остальное в порядке, самое время выступать. Единый с нами.

Если бы было возможно проспать всю ночь крепким здоровым сном, свойственным человеку его возраста, Арно бы без сомнений предпочел именно это. Но, к его глубокому разочарованию, его судьбой было присутствие на совете, о котором он бы предпочел не знать вообще. Как и обо всем, что было запланировано Филиппом. Возможно, даже было найти человека хуже, чем герцог Арманьяк, подходящего на роль бунтовщика. И более всего наглядно это было по подрагивающим у виска пальцам Фортеньяка, выдававшим его лучшее всяких слов.
Ни за что на свете, Арно не впутался бы в подобную авантюру, способную лишить его не только герцогства, но и иных благ, дарованных ему самим Создателем, в милости которого он не сомневался ни секунды. Так и сейчас он все пытался разгадать в мимолетно приходящих ему на ум мыслях замысел Великого Творца. Суждено ли Филиппу стать великим королем или же все это лишь  дань его тщеславию, Арно по-прежнему не понимал, стараясь на думать об этом совсем. И все же невольно герцог думал не только о собственной выгоде или о том, что ожидает его в том случае если Первый Маршал одержит победу, но и, как ни странно, о судьбе всего Брейвайна. Впрочем, не слишком долго, чтобы и в самом деле озаботиться правильностью своего решения.
Он все еще периодически  вспоминал о том, что до последнего не собирался вляпываться в подобную историю, держась на поразительном, почти удивительном для его положения, расстоянии от всевозможных пересуд и заговоров. Глядя на Филиппа он порой пытался представить его королем, но быстро оставлял это дело, приходя к банальной мысли о том, что  это ему совершенно не интересно. Единственным, что интересовало его на самом деле, было благополучие Арманьяка и непосредственно его самого. И, возможно, его семьи, что было, как никак, связано с последним пунктом.
Больше всего Арно хотел бы сейчас напиться – он все еще нервно поглядывал на возвышающуюся исключительно для красоты бутылку коньяка в середине стола. Фортеньяк нервно приложил пальцы к губам, судорожно представляя все более и более фантастичные исходы предстоящих обстоятельств, и нужно было признать, что все они выглядел не слишком радужно.
Арно еще никогда так не мечтал напиться, как сегодня, и только услышав из уст Тристана речи о Создателе и его воле он вяло закатил глаза, думая о том, что Единому не было никакого дела до планов Филиппа и его сподвижников. Каждое слово, произнесенное любым из присутствующих, казалось ему лицемерным, и каждое обращение к Единому было лишь только попыткой оправдать собственные амбиции. Это не было чуждо и ему самому, однако сейчас в каждом звуке ему чудилась фальшь. Подавляя удушливые нотки истерики, подступающие к горлу, достойные какой-нибудь фрейлины, герцог нервно барабанил пальцами по столешнице.
— В полночь городские ворота будут открыты, — Арно еще долго будет припоминать Филиппу то, с каким трудом  ему удалось найти достаточно сговорчивых выходцев Арманьяка, готовых закрыть глаза на открытые в неурочный час городские ворота, чтобы их отряд смог войти в город,— Все, что нам нужно это избежать встречи с людьми короля. Город патрулируют в том числе мои люди, так что не оплошайте — я не хочу расстаться со своей головой.
Арно поднялся со своего места и принялся нервно измерять шагами шатёр.
— Насколько ты уверен в слугах? — герцог остановился за спиной того, на кого поставил все.

Четыре огня на четырех башнях замка, уверенные доклады соратников и план, который до сих пор не дал ни единого сбоя. Филипп был уверен. В старых слугах, знавших его кто с детства, кто с юности, таких, как его кормилица, которая теперь состояла няней при принцессе Каролине и должна была при поддержке гвардейцев проследить, чтобы принцесса всю ночь оставалась в своих покоях и безмятежно спала. Был уверен в гвардии, которая присягала на верность не Луи, но короне, и желала увидеть ее наконец над достойным сыном старого короля. Уверен и в том, что ни одна птица с тревожными новостями не покинет стены столицы, и, если это будет необходимо, ни один горожанин тоже. Был уверен в каждом, кто собрался здесь сегодня, даже в тех, кого любой здравомыслящий человек не советовал бы оставлять за своей спиной. Был уверен в Создателе и в себе самом, о чем, конечно, не стал упоминать, отвечая на вопрос Арно. И все же, несмотря на эту уверенность что-то не давало покоя. Чувство, что не хотело отступать даже под напором аргумента о том, что все, что вершится сегодня, будет сделано во благо Брейвайна. Но для того, чтобы победить в этом бою, его надо было начать.
Вести военные советы долго и обстоятельно, с пространными речами и перекраивая планы раз за разом, чтобы наконец получить идеальный в каждой детали, пожалуй, не умел никто из них, но сегодня в этом не было необходимости. Все, что должно было быть сказано, было сказано раньше, молитвы вознесены, и все те, кто должен был идти сегодня к замку - давно уже решились. К воротам Эсгарота их небольшой отряд подошел к полуночи. Ворота действительно были открыты, и никто не помешал войти на узкие улицы спящего города. Закрытые ставни городских домов, тьма, нарушаемая лишь лунным светом, и тишина, которую разбивал глухой цокот копыт по мостовой. Еще там, ниже, недалеко от городских стен они встретили патруль. Который прошел мимо так, как будто пятнадцать всадников, спешащих навстречу, были не более чем пронизывающим порывом мартовского ветра. На мгновение показалось, будто именно им они и были: призраки, как обитатели проклятого солинского леса, до Великого суда прикованные к миру, давно покинувшие бренные тела, но все еще не догадывающиеся о своей судьбе. Маршал отмахнулся от глупой мысли и укорил себя за чересчур разыгравшееся воображение: им просто попались люди Арно, который сейчас с видом, не выражающим ничего, кроме крайней сосредоточенности, пришпорил коня, отставая лишь на несколько шагов. Филипп не стал оборачиваться. Никто не должен оглядываться назад, когда цель так близка.

Сомнения подтачивают разум, и пусть не сомневаться в том, что они собирались сделать сегодня, казалось невозможным, Тристан не сомневался. Все сложное и противоречивое он оставил еще на исходе предыдущей ночи, чтобы, если Создателю будет угодно сохранить ему жизнь, вернуться к нему завтра. Когда есть дорога по ней нужно просто идти. Замок Блуа ждал их.
Отряд двигался ровно и молча. Служи Лекур в городской страже, он заподозрил бы неладное. Молчание для столь большой группы людей казалось неестественным. Но Эсгарот был все еще погружен в траур, и даже цокот копыт по мостовой показался бы человеку впечатлительному одним из траурных гимнов, что сейчас слагали все менестрели без исключения. Есть в этом нечто правильное, подумал Тристан отвлеченно. В том, что все произойдет сейчас. На пороге больших перемен. На пороге с дверью, которая была уже закрыта. Королеву Маргариту и любили, и ненавидели, но сложно было не признать, что ее смерть подвела невидимую черту. Закончила целую эпоху. Лекур бросил взгляд на принца Филиппа, выглядящего так спокойно, как может выглядеть только человек, который уже все для себя решил. Все верно. Прошлое остается в прошлом, будущее же может вовсе не наступить. Есть ли смысл в волнении, если шаг назад сделать уже невозможно?
Патруль, который все же решил остановить молчаливый отряд, засомневавшись в благонадежности его состава, встретился им не сразу. Они успели проделать большую часть пути до замка. Лекур тронул бока коня пятками, пуская того вперед и коротко поднял руку, молчаливо прося права говорить первым.
- Герцог Коньян со свитой прибыл по зову Его Величества. Удачно, что мы встретили Вас… - Тристан вгляделся в стражника. В свете факела блеснули знаки отличия, - капитан. Прикажите своим людям нас сопроводить.

— Эжен, — Арно дернул поводья, направляя лошадь в круг света, чтобы Шартье видел его лицо, кивнув капитану стражи,— Первый маршал — почтительно указал рукой на Филиппа,— Со срочным донесением с южной границы
Фортеньяк улыбнулся знакомому, будто извиняясь, что пришлось того побеспокоить в столь поздний час. Он, пожалуй ни разу в жизни не смотрел на капитана городской стражи столь внимательно пытаясь определить для себя, почему тот сейчас находился по другою сторону. Арно всегда с удивлением думал о том, что заставляет Шартье столь горячо выполнять приказы короля. Должно быть дело в том, что всей своей карьерой был обязан благосклонности Луи к обыкновенному какому-то по счету баронскому сыну. Даже Арно запомнил его лишь потому что капитан был рыжим, а уж что заставило Луи обратить свое внимание на Эжена герцог ни имел ни малейшего понятия.
Арно издал смешок, больше похожий на предсмертный хрип чайки, и подумал о том, что было бы сейчас забавно ответить, что все они дружно идут свергать короля. Во всяком случае все присутствующие точно бы поверили, что на границе действительно произошло нечто страшное, раз герцог Арманьяк сказанул такую чепуху. Но с той же вероятностью, Шартье со всей свойственной ему серьезности мог бы и поверить в эту казалось бы шутку, поэтому герцог все же разумно удержался, постаравшись прикрыть нервный смешок кашлем.
— Судя по всему, Его Величество действительно обеспокоен безопасностью в столице, и в таком случае, мы не можем позволить себе столь эгоистично злоупотреблять вашим вниманием, Эжен, и доберёмся до дворца самостоятельно

Они покинули лагерь в час темный и тихий, когда добрым жителям столицы, утомленным дневными заботами и тревогами, коих прибавила война на юге, давно полагалось отдыхать от трудов праведных, пребывая в объятьях сна. Улицы были пусты. Лишь однажды им встретился патруль, но свет фонарей стражи мельком высветил лицо шедшего в авангарде Тристана и поспешно, словно смутившись метнулся прочь, уронив пятно света на влажные от ночной сырости камни.
Всю дорогу от лагеря брат Гийом молился. Прося Создателя не о заступничестве для их отряда, не о прощении или милости. Он молился о тех, кто встретится им на пути, о тех, кто заступит им дорогу. Просил за тех, кто повинен лишь в том, что верен клятвам и долгу. Пусть слепо и упрямо. Но разве не обещал Создатель осветить путь каждому? Настанет рассвет. Прийдет новый день и уже завтра Брейвайн проснется иным. Главное, пережит эту ночь. Всем. Пережить, что бы увидеть и понять. Слишком просто за Брейвайн умереть. Куда труднее ради него жить.
Эжен Шартье, капитан городской стражи был знаком брату Гийому. Как и многие из его отряда. Капитан слыл человеком чести, был известен своей прямотой и неуклонностью в исполнении приказов, понимаемых им однозначно и исключающих любую трактовку. Капеллан прикрыл глаза, на несколько секунд вновь взывая к Единому. И тут же коря себя за это. Создатель был сегодня с ними. Сегодня, как и всегда. С каждым из них. И от того грешно было сомневаться в том, что Его Высочество поступит верно.
Гийом откинул капюшон, открывая лицо, заставил коня пройти несколько шагов, выходя в круг света. Его узнали.
Впрочем, куда важней было иное. Та мудрость, что проявил пока еще принц. Подобными решениями лишь подтверждая, что каждый из них сделал единственно верный выбор. Их осталось всего пятеро. Стражники Шартье сопровождали небольшой отряд, держась однако, на некотором расстоянии дабы эскорт не показался кому-то из них конвоем. Теперь они двигались куда быстрей. Следовало поблагодарить капитана за избавление от необходимости избегать встреч с патрулями городской стражи.
Замок Блуа встретил их необычной тишиной и погасшими огнями ослепших на одну ночь окон. Обычно похожий на великана с тысячей глаз, сказки о которых любили рассказывать в султанате, сегодня он настороженно смотрел на них редкими пульсирующими зрачками одиноких окон и бойниц.
- Благодарю господа, дальше мы сами. - брат Гийом обернулся к стражникам. - Да хранит вас Единый и да пребудете вы в милости Его. 
Внутри их должны были ждать. Пусть большая часть отряда осталась на попечении Шартье, решающего значения это не имело. Гвардия точно знала на кого должно лечь бремя короны в это непростое время. Ворота распахнулись перед ними, а четверка гвардейцев приняла на караул, не выказывая ни малейшего удивления появлению незваных гостей. Отряд въехал во внутренний двор замка. Брату Гийому пришлось приложить некоторое усилие, что бы прогнать малодушные мысли о наводнении, столь противоестественно тихо и на первый взгляд пусто было здесь.

Да, Луи ждал. Может быть, не его, может, наконец, поверил в предательство Легаре, может, готовился к ордам амидцев, которые, прорвав оборону, хлынут на благословенные земли Западного королевства. А может, и в самом деле не просто догадывался - знал о том, что готовит ему брат. Кто-то донес, кто-то предал -  всегда ведь находится тот, кто предаст ради своей выгоды. Не из тех, кто сопровождал Филиппа сейчас - в ближайших соратниках, даже в Анри Безье, который, кажется, все еще не готов был простить ему убийство своего дяди, маршал был уверен. Впрочем, и среди остальных искать врагов не собирался, хотя бы сейчас. Сейчас он испытал лишь облегчение, узнав, что брат ждет.
Но ждал не только король. Ворота замка открылись перед их отрядом, как и было обещано, и городская стража вернулась к исполнению своих прямых обязанностей. Паскаль Берджерон, капитан королевской гвардии, которого Филипп помнил еще на службе у отца, докладывал по-военному кратко и сдержанно. Его Величество не покинет покоев, пока он, Бердженон, не получит на это однозначный приказ. Принцессы также находятся под надежной охраной. Городская стража и в самом деле в последнее время проявляет чрезмерную бдительность, но это объясняется лишь тем, что недавно назначенный на свою должность Шартье из кожи вон лезет, чтобы оправдать высокое доверие. Паскаль не видел поводов предполагать, что сегодня что-то может помешать их планам, но все же уточнил, должны ли гвардейцы сопровождать его высочество до королевских покоев. Филипп долго не думал. Дорогу до крыла, в котором жил брат, он знал даже слишком хорошо.
Они шли почти налегке, оставив арбалеты и щиты, и даже мечи не вынимая из ножен. Они шли в стенах своего дома, который не мог повернуться против них. Они шли по пустым коридорам, и шаги их звучали, как биение сердца старого замка.
Филипп сам не замечал, как с каждым новым поворотом ускоряет шаг. Скорее, вперед, покончить со всем этим быстро и окончательно. Окликнули из-за угла. Жак, камердинер старого короля, которого новый отправил прислуживать кому-то из своих секретарей. Слуга был уже очень немолод, и  даже семеня изо всех сил, не успевал за поступью отряда. Остановились, дождались. Жак говорил торопливо и негромко, и потерянные к старости зубы делали его речь едва понятной. Филипп нахмурился, надеясь, что ослышался.
- В кабинете? Что с гвардейцами, охранявшими его покои?
Старик опять начал бормотать что-то, но неожиданный удар вдруг отбросил его в стену, по которой тут же заструилась кровь.
Пятеро солдат, одетых в цвета Шато-Розе. Личная гвардия дяди, который очень скоро мог бы стать третьим в очереди наследования. Который наконец раскрыл свою ставку. Предатель Ферон отправил армии севера в Колиньяр, оставшись при Луи - этого следовало бы ожидать. Дядя никогда не искал воинской славы, желая лишь пользоваться привилегиями ближайшего советника короля и править - если не сидя на троне, то стоя за ним.
- Живых не оставлять, - негромко скомандовал маршал, обнажая меч. Позже, наверно, он решит, что стоило крикнуть "За великий Брейвайн!", или выбрать что-то еще из репертуара своего оруженосца. Но не сейчас. Обозначив себе в противники командира отряда, который успел отбросить арбалет, Филипп сделал ему навстречу несколько шагов и, поймав клинком его первый удар, провел атаку. Лезвие рассекло воздух, теплая рукоять привычно пульсировала в ладони и как будто вела ее за собой. Гвардеец Ферона не зря ел свой хлеб, движения его были собраны и точны. Им хватало скорости, но не хватало силы. Отразив серию ударов, последний он перехватил на гардоюу своего меча, и в этом ошибся. Не желая сдавать позицию, Филипп усилил напор и продавил его блок. Клинок победно бестнул в свете факета  рассек противнику левое плечо наискось, как будто желая немедленно добраться до его сердца.

Глухое эхо, хрипло пересмеивало шаги звучащие в каменных анфиладах замка. Брат Гийом никогда прежде не обращал внимания на эхо. Но сейчас в пустых коридорах, оно звучало биением сердца старого замка. Все ускоряя и ускоряя свой бой. Предчувствуя близкую развязку. Пара сотен шагов - все, что отделяло Брейвайн от его будущего. И сейчас капеллан невольно вспомнил слова принца Филиппа произнесенные еще в лагере. Но если Единый с ними, то кто осмелится быть против?
Пустые коридоры. Ни друзей, ни врагов. Все они оставались за надежными дверями и стенами. Могло ли быть так до конца? Гийом ни на миг не сомневался в Едином, его Воле, что веда их и Его покровительстве. Не только для них. Для всех детей Его. Но знал он и так же, что Создатель испытывает детей своих, их решимость и веру. По тому семенящий к ним слуга, спешащий принести новости, которые им, несомненно, не прийдутся по душе, не вызвал удивления брата Гийома. Впрочем, постыдный червячок тревоги шевельнулся в душе. Король осведомлен… От чего-то так было даже легче. Значит не будет удара из-за угла.
А потом арбалетный болт ответил на все вопросы вместо несчастного слуги. Прежде чем выхватить меч, брат Гийом все же успел осенить себя знаком Единого. Времени на молитву о душе старика не оставалось. Час для этого настанет позже. Помолиться за всех смогут те, кто встретит рассвет.
В них не стали стрелять подобно тому, как расправились с Жаком, да упокоит Единый душу его. Пятеро против пятерых. Удивительное благородство для тех, кто только что выстрелил в спину старику.
Меч легко покинул ножны.Несмотря на то, что в отличии от многих науку фехтования Гийом познавать начал отнюдь не с раннего детства, клинок в его руке лежал привычно и уверенно. Впрочем, он не видел радости в бое. Хоть никогда от него и не бегал. Противник капеллана атаковал резко и стремительно, брат Гийом впрочем, не стал парировать удары, просто уйдя в сторону, что бы тут же атаковать самому. Бой в узком пространстве коридора был ему нов и непривычен. Там на границе с султанатом простора куда больше. И мощные рубящие удары, безотказно работающие там, здесь в тесной каменной кишке могли сработать лишь против самого фехтовальщика. Помнящий военную науку Гийом, понимал это не хуже гвардейца и обрушивал на того быстрые жалящие удары, стремясь загнать того в глухую защиту. Однако, Единый не преминул направить непутевого сына своего, напомнив ему, что гордыня - грех смертный. Противник Гийома атаковал уверенно и точно. Его атаки походили на выстреливающее из норы жало скорпиона. И  Гийом самонадеянно решил, что сможет воспользоваться этим. Пустив меч сверху вниз, атакуя от головы, он направил острие к ключице противника, намереваясь завершить этот бой. Гордыня… Клинок противника вонзился ему в левое плечо. Боль обожгла, одновременно отрезвляя. Но это был не конец. Но урок. И брат Гийом сперва отпрянув назад разорвал расстояние между ним и противником, атаковал вновь.

Некоторые удары, даже не будучи смертельными, оказываются последними. Боль и страх - вечные спутники смерти,  подчас их одних хватает на то, чтобы вывести из строя даже самого талантливого и опытного бойца. Противник Филиппа вскрикнул, пошатнулся и отступил, но меч не опустил, то ли имея ясный приказ не отступать, то ли проникнувшись северными ценностями, саму смерть в бою возводившими в ранг едва ли не смысла жизни. И он был обречен. Маршал не стал маневрировать, пытаясь сохранить гвардейцу жизнь. Даже если тот зал что-то, на нормальный допрос не было времени, да и сражение, кипевшее рядом, при малейшем промедлении могло стоить соратника жизни. Последний удар раскроил солдату Ферона горло, его тело тяжело опустилось на пол, не подавая больше признаков жизни.
В нескольких шагах послышался еще один предсмертный хрип,  и Филипп оглянулся, не успев даже просить бога о том, чтобы смерть коснулась не его отряда. Но Единый всеведущ, и ему не нужны подсказки. На этот раз он направил в цель руку Арно. Его противник тоже остался бездыханным, и друг, не долго думая, поспешил на помощь Анри Безье. Будь у принца чуть больше времени, он мог бы размышлять над тем, почему так упорно слухи приписывали Фортеньяку трусость. Трусом он не был - Филипп знал его достаточно хорошо, чтобы верить в это всем сердцем - хоть не был и из тех храбрых, чьему безумству поют песни. Арно был расчетлив, умел отступать и, что важнее, умел наплевать на мнение придворных сплетников, которые очерняли его имя. Арно шел к своей цели, шел не спеша, выискивая безопасные пути, но не предавая то, во что верил, и тех, кто верил в него. Впрочем, как раз времени на праздные размышления у Филиппа и не было. Трое были ранены, троим необходима была помощь. И маршал, отбросив все мысли о том, что поступает не слишком благородно, атаковал со спины гвардейца, который, казалось, был полностью увлечен тем, что теснил Тристана с двух рук, одна из которых уже окрасилась не его кровью.
Шаг, удар без предупреждения. Меч со звоном наталкивается на кольчугу, но атака заставляет противника обернуться и отвлечься на новую угрозу. Шаг назад, выпад. Дать почувствовать превосходство, позволить самодовольной улыбке выползти на лицо врага. И, наконец, развернув руку, чтобы сбить  удар, нанести свой - легкий, быстрый, скользящий - в лицо.

Что можно больше не тянуть, Арно понял сразу, достаточно было увидеть мелькнувшее в глазах гвардейца недоумение. Секунда ушла на то, чтобы скользнуть взглядом по незащищенной шеи и острие тут же вонзилось в горло. Фортеньяк поспешно одернул руку с мечом, но чужая кровь уже успела испачкать белоснежный рукав рубахи. Арно поморщившись, быстро оглянулся назад, и  убедившись в том, что не произошло ничего непоправимого, сосредоточил взгляд на Анри.
Юноша очень наглядно показывал, что если упорно пытаться - обязательно чего-нибудь да добьёшься, да и поставленная Филиппом рука не могла долго проигрывать. Что-что, а сдаваться Безье, кажется, просто не умел. И пускай, его клинок снова раз за разом с лязгом бился о чужой, ему все же удалось достать противника. Арно бы с удовольствием понаблюдал со стороны за этим любопытным боем, за Анри вообще было очень интересно наблюдать в любой ситуации, но сейчас нельзя было терять время. Как и тратить его на честные поединки. Коротко выдохнув, Арманьяк в несколько шагов преодолел разделяющее его с Безье расстояние, чтобы как раз вовремя поддержать его напор. Гвардеец что-то прорычал и попятился прикрывая спину стеной , тем не менее успевая отвечать на выпады. Хотелось верить, что будь сейчас ясный день, а они оба не измотаны, они бы уже давно разобрались с противником, даже не успев вспотеть. Но обострившиеся за время первой схватки чувства начали тупеть, а рука уставать. А значение имело только время, утекающие мгновения за которые нужно было успеть так много. Арно начал раздражаться, и уже окончательно успел отбросить осторожность и крутившиеся  где-то мысли о том, что драться  двоем против одного - бесчестно, и через секунду на гвардейца уже обрушился град атак.

Третий - несчастливый: кто его знает, откуда пошла примета, да и никто в нее толком не верил, только иногда вспоминали, чтобы оправдать свой промах, но все же было в ней что-то. Две простых черты составляли святой крест, двоих проповедников Единый послал в мир, чтобы принести людям свою веру, два архиепископа возглавляли церковь. Третий - несчастливый, и надо было бы остановиться на двоих, позволив кому-то другому помочь Гийому с его противником, но кто считает в бою, когда удар за ударом, когда атака за атакой, смерть за плечом, и только успевай оборачиваться? Филипп обернулся - и встретил третьего. И снова лязг стали о сталь, и снова он теснит противника, готовясь праздновать победу. И снова Единый напоминает ему о грехе гордыни, обращая его внимание на мертвое тело, распластавшееся на полу. Обращая весьма странным образом: подбросив этот символ бренности бытия прямо под ноги, заставляя оступиться и потерять равновесие. Всего за мгновение, но в бою на мгновении держится жизнь.
Удар, который готовил ему гвардеец Ферона, должен был стать смертельным. Но и он забыл про мгновения. Именно столько не хватило, чтобы вложить достаточно силы в замах. Лезвие скользнуло по кожаной кирасе, а затем по плечу, защищенному лишь одеждой, ткань которой стала медленно напитываться кровью. А враг осел на землю от удара брата Гийома. Филипп кивнул с благодарностью, не находя сейчас для нее слов и быстро окинул взглядом отряд. Слишком много крови, а где своя, где чужая - как обычно, не разобрать.
- Надо перевязать раны, - конечно, чистой ткани для перевязок они с собой не брали, но следовало хотя бы остановить кровь. - Эти господа с радостью пожертвуют свою одежду на благое дело. Анри, нарежьте ее на бинты.
Раздевать мертвецов - то еще удовольствие, но ткань их рубах вполне годилась на компрессы, одним из которых Филипп плотно зажал рану на плече капеллана, прежде чем начать перевязку. Слишком много времени уже было потрачено, а сколько еще предстоит? Именно за время, а не за победу сражались люди Ферона, теперь это было очевидно. Так что закончить с импровизированным военно-полевом госпиталем надо было как можно скорее, чтобы продолжить путь. Маршал принялся теперь за залитый кровью бок Гийома, надеясь, что Арно не побрезгует помочь Тристану. Почти царапина: легкие доспехи, пусть и не давали слишком хорошей защиты  все же делали свое дело, да и, слава Создателю, раны были чистыми, не то что после обычного боя, когда кровь мешается с ядом вражеских стрел и родной землей, а иногда, если не поспешить, и с гноем. Но мечи гвардейцев всегда остры, раны аккуратны, даже если глубоки. Даст бог, заживут.
Закончив, герцог критически осмотрел свою работу и остался доволен. Не то, что мог бы набинтовать нормальный лекарь, но не так уж плохо, и хуже бывало. Во всяком случае, правая рука капеллана была цела, так что он мог благословлять ею врагов и дальше. С Лекуром было хуже. Клинок полоснул его по боку и, хотя тот держался на ногах уверенно, попытки сражаться и дальше наравне со всеми могли сильно разбередить рану. Следовало бы отослать его, но, сразу за мыслью об этом пришло понимание того, что идея безнадежна. Филипп не мог позволить себе лишиться одного из немногих соратников, не мог позволить окровавленному капитану своей стражи случайно попасться на глаза тому, кто поднимет тревогу, не мог, в конце концов, предложить этому человеку уйти и пересидеть в безопасном месте - лишился бы не только преданного бойца, но и друга.
- Тристан, возьми у гвардейца арбалет. Ему уже не нужен, а тебе пригодится. 
Впрочем, не только оружие. Следующий шаг казался самым правильным, хотя маршал до последнего надеялся обойтись без этого. И все же, неожиданность могла сыграть на их стороне, чтобы сложить на их чашу весов еще несколько бесценных мгновений.
- Возьмем их нарамники и плащи. Мы не можем позволить себе привлечь лишнее внимание.
Преодолевать последние шаги к короне в цветах Ферона, еще одного младшего сына. Злая ирония судьбы, но эта дама никогда не отличалась добрыми шутками. Филипп осмотрелся, но не заметил ничего принципиально нового. Прятать мертвые тела не было смысла. Даже если и удалось бы, лужи крови на древних камнях выдали бы их присутствие. Теперь единственным их преимуществом было время, и терять его было нельзя. Филипп кивнул остальным, удостоверившись, что все готовы.
- Король в своем кабинете.

Единый всегда испытывает веру. И испытания эти порой легко принять за желание Единого призвать к себе непутевое дитя свое. Создателю не угодно кровопролитие, сколь благие цели оно бы ни преследовало. Так говорят каноники. Но кому из смертных ведома Его воля? Однако, кровь за кровь, так говорит Писание. И за первую кровь противника брату Гийому заплатить пришлось своей. По счастью нанося удар гвардейцу капеллан уже начал движение в сторону, от чего прямой удар того не прошил бок противника, а лишь задел его по касательной.
А еще мгновением позже к схватке присоединился Его Высочество, принимая удар на себя. И на сей раз, увы, это не было фигурой речи. Все было окончено быстро. Но цена оказалась куда больше, чем мог себе позволить их небольшой отряд. Гвардейцу все же удалось достать принца. Гийом кивнул в благодарность за помощь, но прежде, чем убрать меч в ножны, посмотрел в глаза маршала:
- Никогда больше так не делайте. - тихо, но твердо произнес он. Жизнь Филиппа была слишком важна. От нее зависела не только судьба Брейвайна, но и сотен тысяч его подданных. Очень скоро он потеряет всякое право так беспечно рисковать ею.
На перевязку ушло не так много времени. Быть может лекарей среди них не было, но военный опыт учит не только убивать врагов. Иногда куда важней позаботиться о своих. Первый маршал хорошо знал эту нехитрую истину. Тугая повязка, сдавливала плечо, остановила кровь и приглушила боль. Все же Гийому повезло, Единый хранил его в этой схватке. Обе раны казались не опасными. Хуже было с Лекуром. Капеллан следил за тем, как удивительно споро герцог Фортеньяк орудует импровизированными бинтами. Однако простой перевязки тому было явно не достаточно.
Брат Гийом, в миру Гийом Бланкар сын винодела, как никто иной знал, пользу благословенного напитка. А сейчас пара глотков освещенного вина не повредила бы никому из них. Капеллан снял с пояса не большую, меньше эрмины кожаную флягу первым передав ее Лекуру.
- Святой Пипин настаивал на исключительной пользе вина для здоровья не только душевного, но и телесного.
Пока герцог Фортеньяк заканчивал упражнения в медицине, Бланкар неловко склонился над одним из мертвых гвардейцев, закрыв тому глаза.
- Прими, Создатель души их и в милости и Своей даруй им прощение и успокоение. Да прибудут они в свете Твоем… - брат Гийом подошел к каждому из погибших гвардейцев, осеняя из знаком Единого. Последним он опустился у старика слуги, закрыв его глаза.

Едва ли их маскарад был способен кого-то обмануть, но береженого Единый бережет. Любые предосторожности не были излишни. Слишком многое стояло на кону. А отряд и без того был изрядно потрепан. И это был всего один бой. Следующий имел слишком большие шансы окончиться не в их пользу. Помимо плаща и сюрко капеллан прихватил у одного из гвардейцев стелет для левой руки. Пусть сейчас она толком и не работала, но на один удар его должно было хватить. А это уже очень много.

Брату Гийому прежде не доводилось бывать во внутренней части замка Блуа. Однако после сегодняшнего похода, он с полным правом мог заявить, что видел твердыню королей изнутри. Неприметная дверь за шпалерой и вот они там, куда чужакам и гостям хода нет. Проходы для слуг резко отличались от монументальной роскоши остального замка. Свечи и масло были слишком дороги, что бы тратить их на прислугу, по этому по узкий коридор освещали факелы, а потолок покрыт слоем жирной сажи и копоти. Здесь было так же пусто, как и в тех анфиладах, что они миновали до встречи с людьми Ферона. Однако, кто-то разместил факелы по всему пути. Едва ли обычно камергер одобрял подобную расточительность. Конечно, это была грешная слабость духа и малодушие, впрочем брат Гийом не стыдился этого. Идя по узкому коридору, где едва разминулись бы два человека, он думал о том, сколь удобной ловушкой может стать подобный коридор. Сражаться здесь, толкаясь локтями, где даже невозможно замахнуться для удара и остаются лишь колющие короткие атаки… Пожалуй, прояви Феррон или Луи каплю фантазии и будущее Брейвайна может не наступить. Но сомнения - грех.Прочь их!

Дверь, разумеется, заперта, но вы близки к цели – Луи действительно находится в своём кабинете. Вариантов, кроме как выбить ее, остаётся не так уж много.

В случае, если вам удастся выбить дверь за два удара – стражу, оставшуюся охранять тайный ход, король позвать не успеет. Если нет – придется сражаться.

Выбить дверь с двух ударов не удалось, Луи успел позвать на помощь – перед вами три стражника и вооруженный король, который намеревается сбежать через тайный ход.
Тем, кто будет нападать на одного стражника вдвоем, необходимо пометить это в посте.

Дверь не поддалась на осторожный толчок. Что же, это было ожидаемо. Будь Лекур королем, ожидающим нападения, он не оставлялся бы двери распахнутыми. Впрочем, и закрытые двери не показались бы ему достаточной защитой, будь он королем. Мимолетно Тристан возблагодарил Создателя, что родился сыном графа, а не короля.
- Анри, не поможете мне? – серьезно попросил он оруженосца принца. Тот на мгновение замявшись, все же подошел к нему. Вместе они несколько раз ударили по двери. Тристан жестом отстранил мальчика чуть назад и распахнул створки. В лицо ему пахнуло душным жаром. Он увидел трех гвардейцев графа Ферона и короля Луи, неуклюже державшего меч. Короткий обзор показал, что у противников нет луков или арбалетов. Тристан лишь успел отступить на шаг назад, подхватывая свое оружие, когда его спутники и гвардейцы бросились друг к другу, как две армии на поле боя. Почему нет? Здесь тоже решалась судьба целой страны.
Краем глаза Лекур успел заметить принца, минувшего сражение и направившегося прямиком к королю, но рассеивать более внимание не стал. Тристан навел арбалет и выстрелил в гвардейца еще не успевшего вплестись в завязавшийся бой.