Вверх страницы
Вниз страницы

Be somebody

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Be somebody » extra » асдис и филипп


асдис и филипп

Сообщений 91 страница 120 из 204

91

Бой высасывал из ярла все силы, как огромная пиявка, но одновременно заставлял бурлить в крови адреналин, который притуплял все остальные чувства и здравые мысли. Ощущения смешивались воедино, вгоняя в эйфорию поединка. Хильмар ощущал запах крови и это возбуждало еще больше, обостряя все чувства. Он даже не замечал, что на месте последнего удара, который он пропустил, кольчуга разошлась, как и ткань на рубахе под ней, которая начала неторопливо краснеть. Похоже, атака офирца не прошла безкровно.
Хильмар подавил в себе инстинктивное желание добить противника, когда тот оказался на земле. Обычно это происходило быстро. Но сейчас вдруг проснулось желание продлить наслаждение боем. Ярл ждал, пока Осборн поднимается на ноги и размахнувшись попытался провести неровную атаку в бедро. Упорству гвардейца можно было только позавидовать. Не думал Хильмар, что где-то за пределами Солниа еще могут встречаться такие упертые болваны или же отчаянные смельчаки, что, в общем-то одно и то же. Чем-то сэр Гаррет сейчас напоминал самого Хильмара. Но пора было заканчивать бой, потому как продолжение его было бы неуважением к сопернику, пусть даже часть трибун жаждала более красивой расправы.
Ловдунгу без труда удалось избежать последней атаки офирского рыцаря, просто отступив назад. Гораздо большего усилия ему стоило не нанести решающий удар по ослабевшему врагу. Стремительный взмах меча с однозначной целью, которая точно противоречила любым правилам турнира. Но в последний момент оружие врезается в землю, имитируя смертельный штрих финала поединка.
Хильмар тяжело оперся на рукоять, а рука с закрепленным щитом плетью висела вдоль тела, кровь из раны, вновь проступившую сквозь повязку скрывал от посторонних взглядов наплечник. Ярл и сам теперь ощущал дрожь по всему телу, а потому сжимал рукоять меча уже не от захлестнувшей ярости, а чтобы самому удержаться на ногах, когда прозвучал сигнал к окончанию боя.
Дышалось тяжело и шумно. Боль в плече отдавалась пульсирующим ритмом в висках, заглушая рев толпы, а солинец почему-то думал сейчас о том, что прикажет сквайеру принести аквавита вместо эля, как только окажется в своем шатре.

0

92

Когда твоя младшая сестра впервые на настоящем рыцарском турнире, волей не волей ты из зрителя превращаешься в своеобразного карманного герольда, который терпеливо объясняет правила и комментирует все недостаточно очевидные для маленького ребенка жесты рыцарей. Вот кто-то преломил копье, и он радуется сломанному оружию не потому, что в турнирных доспехах очень душно, и он уже перестал соображать, что происходит вокруг. Вот брейвайнский принц поднимает забрало перед очередным заездом – это знак особой доблести, а не попытка лучше разглядеть соперника, хотя так, наверное, действительно удобнее. Два первых боя оказались просто поразительно скучными: победитель определялся только в последнем заезде, да и победы эти были далеко не столь блестящими, как зрители желали бы видеть. Ни падений, ни ссор, ни нарушений правил – ничего, только чудом надломленные копья. Зато и комментировать эти сшибки было легко и почти приятно: Асдис с интересом наблюдала за тем, как бьются знакомые ей рыцари, не видя ни единого повода для волнений. Похоже, что все, произошедшее на пиру, было отложено в долгий ящик с тем, чтобы выступить достойно и защитить честь дам, самой восторженной из которых по праву можно было признать маленькую дочь короля Луи.

Все шло поразительно спокойно, и лучше бы, видят Боги, так оно было и дальше – недостаточно зрелищно, хоть Асдис, на самом деле, и любила турниры, но без травм. Однако, кажется, у самих Шестерых на этот счёт были какие-то собственные взгляды. Аслоуг весело смеялась, убежденная в том, что после того, как ее охранник уже во втором заезде преломил свое копье, победить его будет уже невозможно, трибуны были увлечены разворачивающимся действом, а потом все резко оборвалось падением. Двойным падением. Ну, что же, сестра оказалась права – победить Сньольва офирский гвардеец не смог, но это, кажется, уже было совершенно неважно.
– Тише, малышка, тише, – Асдис прижала к себе взволнованную Аслоуг, которая только что чуть не выпрыгнула прямо на поля, испуганная внезапным падением Дёглинга. Младшая Вёльсунг немедленно зашлась в рыданиях, да еще и в таких, что на то, чтобы ее успокоить и отправить вместе с нянькой назад в замок, ушло не меньше часа, зато переживать самой принцессе было совершенно некогда. За это время успели закончиться не только сшибки, но и бой, который ей так хотелось увидеть: схватку Видара с принцем Филиппом. Кузен славился как очень хороший боец, и, даже уступая по комплекции противнику, он просто обязан был выиграть, пусть даже у маршала. Обязан был, но не выиграл – Асдис подоспела как раз к концу поединка, подробности которого ей потом с упоением пересказывала уже Хельга. Принц, похоже, весьма впечатлил всех красивым боем, оставив ярла Ругаланда ни с чем. Легкий угол разочарования одновременно от того, что она так и не увидела, как бьётся ее вчерашний собеседник, и от неудачи кузена сменился неожиданным весельем: что же, оставалось только убедить себя в том, что подкалывать рыцаря в сияющих доспехах его досадным проигрышем дело недостойное принцессы. Или не такое уж недостойное?

К началу следующего полуфинального боя, Асдис расслабленно стояла у края деревянных трибун, негромко переговариваясь с фрейлинами и перекладывая из ладони в ладонь склянки с успокоительной настойкой: служанки принесли ей несколько флаконов, один из которых ушёл на успокоение Аслоуг, еще два достались особо впечатлительным северным придворным дамам, которые с трудом пережили поражение Видара. И вот теперь, похоже, принцесса нашла, кому предназначалась последняя.
– Ваше Высочество, леди Рейгрейв, – пробравшись к Леонетте, которая то бледнела, то краснела, наблюдая за боями на ристалище, Асдис поприветствовала сначала ее, а потом и ее гофмейстерину. Графиня Веллингтон выглядела, пожалуй, излишне недовольной, причем как несовершенством всего окружающего мира в целом, так и появлением северной принцессы подле ее подопечной.
Присев рядом с кузиной на тут же освобожденное одной из ее фрейлин место, Асдис осторожно вложила ей в руку неровную склянку.
– Держи, это травы, – в ответ на подозрительный взгляд графини, принцесса только махнула рукой. Это не ее дело. Есть вещи, в которые придворным дамам, даже таким деятельным, лезть не стоит, и гофмейстерине следовало бы это знать. – Успокоительная настойка. Просто ты выглядишь слишком взволнованной – нельзя же себя так терзать. Это всего лишь турнир. Все обязательно...
В этот момент Гаррет рухнул на землю, и толпа зрителей взорвалась дикими криками. Асдис на мгновение почти забыла, как дышать, настолько близок, казалось, Ловдунг был к тому, чтобы нанести решающий удар по упавшему противнику. Но обошлось, и он дождался, пока соперник всё-таки поднимется на ноги.
– Останутся живы, – внезапно поддавшись нервам, она сжала руку кузины, пристально глядя на ристалище, где вершилась судьба выхода в финал. Хильмар отходит назад, даже не утруждаясь парировать последний удар Гаррета, а потом снова заносит меч.
Облегчение наступает только в тот момент, когда лезвие со скрипом входит в землю – бой окончен, сэр Гаррет проиграл, но остался цел. Младший брат нового короля, как оказалось, все же способен держать себя в руках, какие бы слухи о нём не ходили, и уже за это стоило отдать ему должное. Впереди оставалось несколько боев и финал – самая захватывающая и по праву самая волнительная часть турнира. Асдис в какой-то момент даже поймала себя на мысли, что жалеет о том, что взяла слишком мало настойки пустырника и мяты и, возможно, слугу стоит послать в замок за еще парой склянок.
Да, пожалуй, это того стоит. Самое интересное впереди.

Филипп Блуа – Хильмар Ловдунг

Начинает Филипп. Механика приведена в первом мастерском посте. Хильмар выступает с минусом (-2) на защиту. На отпись у каждого двое суток с момента публикации поста соперника. Время Филиппа начинается в 10 утра по МСК 3 мая.
Все результаты прошедших схваток можно посмотреть в турнирной таблице. Все оставшиеся реакции зрителей – в последнем круге, после окончания боя.

0

93

Тьма, пришедшая с северного моря, накрыла... Нет, от этой мысли Филипп отмахнулся, пока и его не накрыло сложными и совершенно неуместными метафорами. И все же темнело в Эгдорасе слишком рано и слишком стремительно, так что, пока Ловдунг отдыхал от последнего боя и готовился к финальному поединку, слуги осветили ристалище множеством факелов. Но солинской природе этого показалось мало, поэтому, не иначе как для большего драматизма, ветер стих, и о своем праве опять заявил туман. Голоса вездесущих менестрелей, которые заняли место бойцов на время вынужденного перерыва, из-за этого тумана звучали глухо и совершенно неинтересно. Хотя вполне возможно, просто певцы были бездарные. И все же один незамысловатый бодренький мотивчик прочно засел у Филиппа в голове, и хотя слова в памяти не задержались - все же солинский язык был плохо приспособлен для того, чтобы слагать на нем песни - раз за разом крутился там, отнюдь не настраивая на глубокие размышления о превратностях судьбы или божественных знаках, одним из которых, вне всяких сомнений, была победа Хильмара-не-Завоевателя.
Мотивчик из головы не исчез и тогда, когда герольды объявили начало последнего поединка, так что в освещенный неровным светом живого огня круг герцог вышел, едва слышно напевая себе под нос на слова, которые приходили на ум по ходу. Образность опуса оставляла желать лучшего, да и рифмой, честно говоря, маршал был не слишком доволен, но так ведь никто и не слышал.
Солинца он традиционно приветствовал легким поклоном, во время которого едва уловимо, но все же подозрительно заныла недавно зажившая рана на спине, напоминая, что недооценивать противника, который сегодня, к тому же, скорее всего еще и не страдал от жестокого похмелья, было бы большой ошибкой.  Он и не собирался, несмотря на то, что соперник, кажется, не был настроен столь же серьезно, оставшись лишь при кольчуге и легком шлеме. Или, может, это была еще какая-то непонятная северная традиция: полагаться на то, что турнирные мечи традиционно затуплены, и не учитывать, что при этом они неплохо ломают кости? Впрочем, конечно, теперь Ловдунг, как до того Эдлинг, получал преимущество в скорости и ловкости. А, с другой стороны, как раз Эдлингу-то это и не помогло. В свою очередь, герцог остался верен своему доспеху, подняв лишь забрало - вот только красивый жест на этот раз имел вполне практичную основу: иначе, при тумане и неровном свете, драться пришлось бы практически вслепую.
О начале поединка известил пронзительный голос труб, который так и не смог перебить все ту же, успевшую уже надоесть песенку, и это в то время, когда надо бы обращаться с молитвой к высшим силам, но, даже чувствуя себя крайне глупо, ничего поделать с собой Филипп не мог, так что под ее веселый ритм и начал обходить противника, наблюдая за тем и выбирая момент для удара.
И на этот раз момента пришлось подождать. Быть может, чуть дольше, чем это требовалось, и точно дольше, чем это могло бы понравиться зрителям. Со стороны трибун, которые теперь тонули во тьме, оставляя освещенным лишь поле боя, слышался гул недовольных голосов, который, правда, беспокоил Филиппа куда меньше непродуманной атаки. И собственной неожиданной даже для него нерешительности. Буквально заставив себя перешагнуть через то, что он совершенно точно не хотел признавать страхом, он резко изменил траекторию движения, в несколько шагов сократил отделявшее его от Ловдунга расстояние и, первым выпадом заставляя поверить, что метит в плечо, развернул меч, чтобы нанести удар сверху.

0

94

Толи у Хильмара теперь двоилось в глазах от аквавита, то ли дядя прислал ему теперь сразу двух лекарей. Те с качали головами, но работали молча, с опаской поглядывая на ярла. Обезболивающие мази и настойки должны были помочь Ловдунгу завершить турнир с честью выиграв его назло Богами и во их же славу.
Облачившись в доспехи под стать бою – прочную кольчугу до середины бедра, легкую и не стесняющую движения, наручи с поножами, усиленные костяными полосками и все тот же наплечник, призванный защитить левое плечо. В щите уже не было смысла, только будет помехой. То, что руку с таким весом ему теперь не поднять Хильмар выяснил опытным путем, взвыв от боли при попытке это сделать.
Последним штрихом был легкий шлем, защищавший лоб, виски и затылок, но при этом лицо прикрывала лишь прямая носовая пластина. Шея и подбородок были защищены кольчужным подшлемником.
Расчет был прост. Бой ему лучше вести в легком доспехе, пока позволяют силы. Сделать ставку на подвижность и маневренность, насколько позволят ему Шестеро. А дальше будет видно. Зачехлять себя в металлическую броню, чтобы уйти в глухую оборону, возможно, это было бы мудро в его состоянии, но не по-хильмаровски.
На столицу уже опустились сумерки, вокруг ристалища зажгли факела. Тени  от флагов танцевали, изгибаясь в причудливых формах, местами исчезая в туманной дымке, который постепенно пожирал все, что находилось вокруг, подползая постепенно к трибунам.
Хильмар вышел на поединок с чувством удивительного спокойствия. Аквавит и настойки делали свое дело. Ловдунг улыбнулся, растянув губы и втянул носом холодный воздух до легкого головокружения. И если еще мгновение назад в голове промелькнула предательская, но весьма разумная мысль, отказаться от поединка, то ступив на поле турнирного боя, все сомнения испарились, сливаясь со стелящимся туманом признаком минутной слабости.
Щит, прикрывавший левую руку на этот раз не был закреплен и едва они обменялись приветственными кивками, Ловдунг воспользовался тем, что противник не спешит атаковать и выпустил щит из руки, прислонив его к левой ноге. В свете еще не поглощённых туманом факелов, огонь отсвечивал рыжими всполохами на черной перчатке, усиленной пластинами, в которую была облачена больная рука.
Со стороны это выглядело непростительно легкомысленно. Но когда ты ограничен в действиях, следовало бы использовать все, что имеется в распоряжении. Нужно было выйти с щитом. Он вышел. А теперь он от него избавится.
Хильмар не двигается в этот раз, прищурившись, внимательно следит за противником и ждет, покусывая губы. Блуа внезапно меняет траекторию. Он сокращает расстояние и атакует в плечо. Ловдунг отклоняется, одновременно ухватившись за кромку щита, который по скользящей траектории летит навстречу Филиппу, чтобы сбить того с толку. И почти удается. Меч противника меняет угол удара. И только миг спустя, Ловдунг запоздало понимает, что то был обманный маневр. И несмотря на то, что щит помешал точности, меч скользит по наручам и осколки защитных пластин с треском разлетаются в стороны, как искры. Больно, но защита приняла на себя основной урон.
Хильмара отталкивает на несколько шагов назад, и он делает упор ногой, чтобы  удержать равновесие и сразу перейти в атаку. Наносит несколько мощных ударов наотмашь, способных разбить щит маршала в щепки и заставляя того уйти в глухую защиту. Маневренность и сила Ловдунга позволяет сделать эту атаку достаточно массивной и динамичной одновременно. В последний удар Хильмар вкладывает чуть больше силы, уже видя позади противника на земле темную тень щита, которая проглядывает сквозь туман, как огромная рыба под водой. Стоит маршалу споткнуться об него - и Хильмар получит значительное преимущество.

0

95

Что именно было не так, раздумывать было особенно некогда, но неправильность происходящего ощущалась на уровне, который не в состоянии уловить сознание, и то, что Ловдунг бросил щит, только подтвердило докадку, которая витала перед мысленным взглядом каким-то странным неоформившимся облаком, чем-то напоминавшим солинский туман. Но щит - не шлем, и если противник считал это лишним, избавиться от него было в его праве. В принципе, меч он тоже мог бы бросить и попытаться выиграть бой на кулаках, но отчего-то не захотел, даже несмотря на то, что трибуны, похоже, оценили широкий жест и с еще большим энтузиазмом зашумели в поддержку северянина. А впрочем, на трибуны плевать, да и на прочие странности, пока они не мешают.
Жаль только, что понимание некоторых вещей - например того, что именно может все-таки помешать - приходит в последний момент, когда щит, пусть размах такого удара и невелик, уже бьет под локоть, не останавливая атаку, но ослабляя ее и не позволяя попасть в намеченную цель. И противник, лишь на мгновение потеряв инициативу, тут же перехватывает ее вновь и переходит в наступление, не давая ни одного шанса выйти из обороны и ответить равноценно.
Правда, такие атаки не могут длиться слишком долго. Несколько ударов, которые могут стать победными, но в любом ином случае не принесут бойцу ничего, кроме усталости. Филипп невольно считает их - первый, второй, третий - отмечая, что и Ловдунг каким-то невероятным образом подстраивается под навязчивый ритм.
Подвесить бы этого певца за ногу над тлеющими углями, вот тогда бы он спел как надо....
Счет заканчивается позже, чем рассчитывал Филипп, и в какой-то момент кажется, что или щит, или рука не выдержат. Но подводит, как ни странно нога, когда под ней оказывается злополучный солинский щит. Герцог на краткий миг теряет равновесие, и этого оказывается достаточно, чтобы с последним ударом клинок, проехавшись по кромке, врезался в левое плечо, едва не задев локоть, чем наверняка вывел бы руку из строя. Филипп бросает короткое, но весьма емкое ругательство на родном языке. И все же, рука цела, значит нет повода отступать. Он ненадолго уходит из-за щита и плашмя бьет лезвием своего оружия по клинку Ловдунга, сбивая его собственную атаку и сразу же выводя меч на диагональный удар снизу.

0

96

Атака вышла не такой удачной, как хотелось бы Хильмару. Все таки не хватало напористости. Маршал на мгновение потерял равновесие и удар достиг цели. Но лишь скользнул по руке противника, а следующая атака была попросту отбита в сторону, в то время как самому ярлу пришлось быстро уйти в оборону и даже отступить. Однако делать это следовало гораздо быстрее. Косой удар снизу. Сложный для нанесения при такой дистанции, и не менее сложный для отражения мечом. Ловдунг скорее инстинктивно, чем осознанно подставляет левую руку и ловит меч Филиипа на железную перчатку. Боль пронзает плечо о резкого удара, несмотря на лекарские припарки. Бессмысленная попытка отразить меч рукой не удается и левое подреберье пронзает тупая боль. На мгновение Хильмар замечает, что и в защите герцога образовалась небольшая брешь, открывающая правое плечо и грудь. Нанося колюще-скользящий удар в район подмышки, Ловдунг, уже почти не владеет левой стороной тела, а правая сторона и вовсе открыта, но он с завидной выдержкой, все же пытается удержать меч Блуа в блоке хоть еще короткий миг, чтобы достичь цели. Блики огня отражаются на шлеме Ловдунга, а кажется, что огонь сейчас наполнил его глаза безумием очередного боя, а не доспехи.

0

97

Отказаться от щита, чтобы использовать вместо него руку? Нет, едва ли это какой-то личный сорт солинской доблести, это... Мысль о том, что ярл просто пьян, вспыхивает в сознании внезапно и тут же, как валун на мели, который облепляют своими раковинами моллюски, обрастает пусть косвенными, но очень уж убедительными подтверждениями. Все, начиная от злополучного щита, трюк с которым в другом случае Филипп признал бы впечатляющим, до неровного ритма атак и неспособности противника держать удар, буквально кричит о том, что Ловдунг перебрал и остается на ногах лишь потому что постоянно находится в движении, не успевая упасть. Сказать, что догадка неприятна - не сказать ничего. В стельку пьяных идиотов еще можно было понять в настоящем бою: не каждый способен смеяться в лицо смерти, не каждый способен с радостью стать орудием в ее руках. Но набраться перед турнирным поединком - это даже не излишняя самоуверенность, это не более и не менее, чем неприкрытое хамство по отношению к противнику. И, конечно - хотя Филипп в жизни не признал бы ничего подобного - намного больше его злость подогревает то, что даже в таком состоянии Хильмар дерется на равных.
От колющего удара герцог уходит, резко отклонившись назад и влево. Будь у Ловдунга рука длиннее или выпад глубже, не ушел бы, но сейчас острие меча не касается доспеха, а рискованная атака открывает правое плечо противника. Почти одновременно Филипп рывком поднимает щит, метя его кромкой под неосторожно подставленный локоть соперника, рассчитывая сбить следующий удар а, если удача немного улыбнется, вообще выбить оружие из его руки, а затем, продолжая движение, разворачивается вокруг своей оси и, с разворота наносит горизонтальный удар в висок Ловдунга.

0

98

Вести поединок становилось все сложнее, а движения Хильмара становились все менее точными, и к своему сожалению, ярл даже это замечал.
От выпада противник уклонился, добавив отмашку щитом. Ловдунг отшатнулся, вскидывая меч, чтобы не потерять его и в тот же момент что-то тяжелое ударило в голову и снесло шлем, который под вопли возбужденной толпы покатился куда-то в сторону. А ведь это могла быть и голова. Возможно, кому-то именно так и показалось и женские крики были тому доказательством. Вот только ярл этого не слышал. Он вообще ничего сейчас не слышал, кроме гула в голове. Туман ворвался в сознание, ватной пеленой застилая все вокруг. После такого удара люди обычно принимают горизонтальное положение и сдаются на милость победителя, если, конечно, в состоянии что-то сдавать. Но Хильмар, к удивлению оппонента, все еще стоял на ногах, только слегка пошатнувшись и сделав несколько неровных шагов вперед. Казалось, что и он сейчас повалится на землю прямо у ног брейвайнца. Далекое от его мечты событие и уж точно неполезное для его репутации. Но сейчас Ловдунг скорее напоминал раненного вепря, чем поросенка на заклании. Его шаги вдруг набирают обороты и он идет на прямое столкновение, чтобы в нужный момент, разрывая сгустившийся туман мечом, нанести удар сверху вниз.
На это ушли последние силы, и не выпуская меча, Ловдунг вынужден был опуститься на колени и тяжело дыша, сорвал наплечник, который жутко давил. Голова кружилась и все в глазах плыло, только уже не от аквавита.
- Хульдрин ты сын, - пробубнил Хильмар, обращаясь к Филиппу, тем не менее довольно улыбаясь.

0

99

С последним ударом Филипп, пожалуй, хватил лишку, и думать забыв о том, что Ловдунг не соизволил надеть нормальный доспех. Шлем совершил головокружительный полет, знаменуя прекращение поединка, во всяком случае, до того, как противник опять водрузит его на свою голову, хотя, судя по расфокусированному взгляду солинского принца, такое продолжение казалось весьма маловероятным. Но несмотря на удар, несмотря на не слишком трезвое его состояние, несмотря даже на то, что Хильмар, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью облепившего его тумана, тот продолжал стоять на ногах. Филипп облегченно выдохнул - убивать сегодня он точно никого не собирался - и опустил меч, недоумевая только, отчего трубы не оглашают ристалище в ознаменование его победы.
То, что Ловдунг опять попер на него, герцог понимает не сразу. Секундное промедление, которое, быть может, принесло бы противнику победу, если бы того только что не огрели по голове: это, как водится, не лучшим образом сказывается на боевых качествах. Замах северянина мощный, но слишком медленный, и щит, в последний момент поднятый над головой, приносит себя в жертву, погибает смертью храбрых, а широкая трещина рассекает лазурное поле, разделяя двух изображенных на нем леопардов, которые, судя по выражению их морд, весьма удивлены этому обстоятельству. Удар отдает в руку, заставляя тихо выругаться, но все же не достигает цели, и лишь тогда трубят конец поединка.
Одновременно давая Филиппу слишком ясное ощущение, что их с северянином необъявленный спор о первенстве в бою так и не решен, а эйфория победы, которая как раз сейчас должна бы наполнить кровь и подарить ему второе дыхание, пропала где-то в пути, оставив ему лишь всепоглощающую усталость, тупую боль пропущенных ударов и мысль о том, что на тот самый мотивчик неплохо ложится хильмаров геральдический кабан, а в следующую строчку явно напрашивается "баран". Но рифма, хоть и довольно точно описывает исход поединка, получается крайне паршивая, как с художественной, так и с политической точки зрения, так что песня так и остается без слов.
Герцог наконец отбрасывает и свой щит и делает шаг к Ловдунгу, которого все же подвели ноги. На приличествующий случаю поклон сил еще хватает, и именно эта дань уважения сильному - быть может, более сильному - противнику позволяет расслышать весьма специфическую характеристику, которую он пару секунд оценивает, прежде чем кивнуть с довольной ухмылкой.
- Звучит неплохо. Раньше я не слышал ничего, смелее, чем "заносчивый хмырь" или "коньянское трепло".
Филипп снимает перчатку и протягивает руку - для рукопожатия или чтобы помочь подняться - это Ловдунгу решать самому - а его взгляд падает на ленту на плече солинца, точнее, на вышитого на ней в цветах Фейтглейвов дракона. Раньше было совсем не до того. чтобы рассматривать полученные от дам знаки отличия, но теперь усмешка застывает на лице, и герцог незаметно для себя закусывает губу. Похоже, что бы там ни говорил Дейрон, слухи оказались не так уж и далеки от истины.

0

100

– Его Величество велел нести турнирные награды.
– А какой сундук брать-то?
– Правый!
– А я помню, что говорили левый!

Двое рослых мужчин-слуг стояли недалеко от трибун, пихая друг друга локтями и о чем-то ожесточенно споря, то и дело поглядывая на Его Величество Эйнара I, увлеченного общением с кем-то из высокопоставленных гостей. Остановившаяся рядом Асдис наблюдала за этой зарождающейся дракой со смесью скуки и раздражения. Чем слушала прислуга, в обязанности которой входило только принести-подать, было, откровенно говоря, не ясно: мужикам приказали принести сундук с наградой из королевского шатра, а они, похоже, не смогли справиться даже с этим. Заметив, что за ними следит принцесса, один из мужчин начал очень настойчиво привлекать к себе ее внимание. Когда оба, наконец, решились к ней подойти, Асдис только тяжело вздохнула.
– Вашество, у нас тут такое дело, – неуверенно начал тот, что постарше, но, поймав на себе хмурый взгляд принцессы, стушевался. Вместо него продолжил второй. – Не велите казнить, но..
– Быстрее. Что произошло? – этот спектакль начинал слегка надоедать. Асдис никогда не считали самой доброй госпожой из солинских принцесс, и со слугами, она, как правило, держала четкую дистанцию. Вот и сейчас долгое выуживание информации из мужчин, которые должны были доложить ее быстро и четко, в ее планы явно не входило.
– Там, того этого... Два сундука с наградами! Какой тащить-то?..
– Оба, – устало махнула рукой принцесса. – И жреца позовите, который их подбирал.

Спустя пятнадцать минут, Асдис уже ходила вокруг двух практически идентичных сундуков, время от времени переговариваясь с подоспевшим молодым жрецом. Наград на турнир было заблаговременно подготовлено две: одна на случай, если победит рыцарь-язычник и вторая – для воина из гостей королевства, большинство из которых были последователями Единого. Впрочем, принцесса подозревала, что Эйнар решил, что необходимо такое деление, в первую очередь, из желания избавиться от упоминаний о чужих святых в своей сокровищнице. Что же, ему представился замечательный шанс.
Приказав открыть сундуки, Асдис с интересом всмотрелась в лежащие внутри каждого мечи. Лезвие одного из них было испещрено рунами – этот, очевидно, для язычника. А вот второй...
– Очень красивый, и какая у него легенда? – девушка потянулась к мечу. Поднять его оказалось не слишком просто, но это того стоило – уж очень богато была украшена рукоять мелкой россыпью камней красного и бордового оттенков.
– Считается, Ваше Высочество, что этот меч попал в сокровищницу Солина во время Великой войны. Наши воины обнаружили отряд единоверцев, заступивших на территорию королевства, но один из них, пожертвовав своей жизнью, задержал нападение, позволив своим отступить. Поговаривают, что тот смельчак оказался колдуном, и, призвав на помощь духов природы, сжег тех, кто нападал на него, но и самого его Шестеро наказали за предательство, обратив в прах следом за солинцами, – вдохновенно начал вещать жрец, но принцесса жестом прервала его монолог.
– Святой Филипп, что ли? Серьёзно? – усмехнулась она, напрягая память и сравнивая подозрительно похожую историю об одном из самых известных брейвайнских святых с тем, что только что поведал ей служитель Богов. Сколько в обеих легендах об одном и том же человеке правды, было уже, разумеется, не узнать, но совпадение казалось, в самом деле, забавным. Если бы она и раньше знала, какую именно награду Эйнар одобрил для турнира, болела бы за Его брейвайнское Высочество сильнее. Впрочем, в финальном бою она и так переживала в большей степени за него – Хильмар был повсеместно известен уж очень тяжелым ударом, и поединок с ним мог закончиться фатально. Тем более, что у нее не было ни малейшего повода поддерживать Ловдунга, разве что только пожелание победы Солину, а Филипп, во всяком случае, в последнее время довольно часто развлекал ее своим весьма нескучным обществом.
– В таком случае, этот оставьте здесь, – она указала на сундук с руническим мечом. – А второй несите Их Величествам.

[...]

Подходило время чествования победителя: слуги носились по ристалищу с новыми и новыми факелами – откуда только столько – пытаясь осветить трибуны высоких гостей. Асдис уже успела предупредить герольда о том, как именно он должен подавать историю о мече и вернулась на своё место у Леонетты, которой, как она надеялась, уже должно было полегчать от выпитой успокаивающей настойки. А на случай, если нет, у Ее Высочества был с собой еще один флакончик – жрецы Файдинг смотрели на нее уж очень недовольно, когда она снова опустошала их запасы, но перечить Асдис не пытались, в конце концов спорить с принцессами – дело неблагодарное.

А дальше началось само награждение. Выехавших на ристалище рыцарей, всех, кто был ещё в состоянии забраться на лошадь, избавившись, наконец, от тяжелых доспехов, приветствовала толпа зрителей. Самые громкие аплодисменты, разумеется, сорвали финалист  и полуфиналисты – и это было не удивительно, ведь их бои, оказавшиеся весьма волнительным даже для не самых впечатлительных зрителей, был еще жив у людей в памяти. Победитель заслужил выражаемых ему восторгов, определённо. Тем временем, пока Асдис размышляла о том, какой красивой и захватывающей была последняя схватка, герольд огласил официальную речь и предоставил слово королю. После приличествующих статусу поздравлений и благодарностей для всех участников турнира, Эйнар пригласил к трибуне победителя.
– Его Высочество Филипп Блуа, первый маршал Брейвайна и герцог Коньяна – победитель турнира! – громогласно объявил герольд, стараясь так, что, казалось, завтра он и вовсе не сможет говорить, потому что сорвет голос еще сегодня, восхваляя рыцарей. – Его Величество Эйнар I рад передать в руки победителя приз, более двухсот лет хранившийся в сокровищницах короны, но тем не менее сохранивший все свои первоначальные свойства!
Королю, тем временем, поднесли приз – тот самый меч, который Асдис уже видела чуть раньше, и он передал его в руки Филиппу. Герольд замолчал, а девушка нервно поджала губы, бросая на несчастного недовольные взгляды. Чудом перехватив один из таких, он опомнился, откашлялся и продолжил, и только тогда принцесса вновь позволила себе улыбнуться.
– Меч этот, по легенде, принадлежал брейванскому святому – Филиппу, и попал к правителям Севера в качестве трофея после его гибели. Теперь, однако, он вернётся на родину в руках победителя!
Толпа взорвалась овациями. Громче всего было слышно, что характерно, именно брейвайнских болельщиков, ведь Святого Филиппа, насколько могла предполагать Асдис, в отличие от Солина, там знали все. Что же, со случайной символичностью приза жрецы и Его Величество угадали как нельзя кстати, пусть даже первоначально называть имени святого они и не собирались. Герольд, тем временем, еще не закончил свою речь.
– Кроме того, победителю предоставляется почетное право выбрать королеву турнира! Для этого Их Величества подготовили серебряный венец, украшенный множеством добытых на севере драгоценных камней.
Стоило бы добавить, что венец изготовили специально для турнира, но это было бы ложью – украшение оказалось одним из немногих, что Ранхильд не забрала с собой, когда покидала замок вместе с королевской казной. В сущности, простое украшение – безделушка, не зачарованная никакой магией, но, бесспорно, безделушка очень красивая. Все-таки, в Солине на славу постарались, устраивая и коронацию, и этот турнир, который, к счастью, обошёлся почти без жертв.
Зрители затаили дыхание, ожидая реакции победителя на доставшуюся ему награду и гадая, кому же он преподнесет протянутый королем серебряный венец. В любой момент толпа была готова снова взорваться аплодисментами.

На последний круг отводится семь дней, начиная с этого момента. Принцу Филиппу представляется право выбрать королеву турнира. Все участники, при желании, могут в оговоренный срок написать в теме турнира более одного поста.
Еще раз всем большое спасибо! Все награды будут выданы после окончания квеста)

Меч Святого Филиппа – меч, дающий постоянный бонус (+3) к атаке. Рукоять меча  чуть заметно нагревается при приближении врагов.

0

101

Малодушная мысль о том, что было бы неплохо, сославшись на какое-нибудь мифическое ранение, пропустить и церемонию награждения и - как, опять? - пир в честь победителя ради нескольких лишних часов сна, в голове засела прочно, но Филипп упрямо продолжал гнать ее от себя. Полагавшейся по случаю радости от победы не было и в помине. Оставалось лишь удивляться, как легко и непринужденно, всего лишь вусмерть надравшись перед поединком, Ловдунг смог увести у него из-под носа не только чувство триумфа, но и совершенно заслуженное право пересказывать в Брейвайне историю собственной блестящей победы и отвечать сдержанно-небрежной улыбкой, случайно услышав, как какая-нибудь придворная дама назовет его сильнейшим воином в трех королевствах. А еще эта лента с драконом на его руке. Она, впрочем, не вызывала ничего, кроме глухого раздражения.
Которое, как назло, продолжало сопровождать герцога и во время импровизированного парада, который куда больше напоминал шествие выживших. Кто-то едва держался в седле, у кого-то рука на перевязи, а кому-то, очевидно, просто стыдно было показываться публике на глаза, потому что ряды участников весьма заметно поредели. Зрителей тоже стало меньше. Из королевской ложи Брейвайна увели Каролину, и можно было себе представить, скольких усилий это должно было стоить ее нянькам. Кое-кто из придворных тоже отправился отдыхать, а может, по привычке потянулся к столам, и только толпа простолюдинов, казалось, нисколько не уменьшилась и все так же шумела, как будто вся усталость, как и все остальное в этой жизни, досталась сиятельным лордам.
В общем-то ничего особенного от наград герцог не ждал. Чем могло удивить разоренное королевство с разграбленной, по слухам, казной? Так что к новому королю он подходил с улыбкой, которую кто-то слишком внимательный, пожалуй, мог бы посчитать снисходительной. Об эту снисходительность Филипп и запнулся, когда герольд объявил, чем, собственно, является то оружие, которое маршал теперь держал в собственных руках. Он собирался было ответить благодарственной речью, но слова так и застряли в горле, и после нескольких секунд молчания, просто поклонился - скорее мечу, чем королю, хотя едва ли это можно было понять по простому и исполненному уважения поклону, вскинул руку, подняв клинок над головой, заставляя трибуны загудеть и ощущая, как оружие моментально становится продолжением его руки, желая, наконец, оказаться в бою после стольких лет вынужденного бездействия, и лишь затем с видимой неохотой передал реликвию оруженосцу, чтобы взять в руки венец королевы турнира.
Нет, Солин определенно решил целиком и полностью опустошить за эти дни свою казну. Украшение не казалось бездумно дорогим, но камни в нем были чистейшие, а на серебре кое-где видна была благородная патина, говорившая о том, что тиару делали не на скорую руку и не вчера. Впрочем, сам венец не слишком интересовал герцога, куда как больше его беспокоил вопрос о том, какие еще священные реликвии, которые ныне считались утерянными, хранит сокровищница Вельсунгов, сменившая в одночасье хозяев. И не пошли ли на то самое украшение, которое он держал сейчас в руках, камни и серебро из одной из них, той, что северяне посчитали для себя неинтересной. Меч святого, имя которого с гордостью носил герцог, вернется в Брейвайн, но какова судьба других, и разве не взывают они к священной войне во имя справедливости?
Тяжелые мысли, едва ли подобающие такому моменту, отхлынули тогда, когда Филипп обнаружил себя перед одной из трибун, которая все так же, как и во время поединка, тонула во мраке надвигающейся ночи. Огонь горящих факелов выхватывал лишь лица сидящих в первом ряду, да еще, пожалуй, сложно было не узнать по вычурному колету Арно Фортеньяка, сидящего позади и только что прервавшего какое-то очень увлеченное обсуждение со случайным соседом. Герцог остановился, позволил себе короткую паузу, и с улыбкой склонился в еще одном сдержанном поклоне.
- Ваше высочество, - впрочем, концентрация высочеств в Солине в эти дни была слишком большой, и Филипп воспользовался так щедро дарованным ему правом называть принцессу по имени. - Асдис, вы позволите возложить на вашу голову этот венец?

0

102

До своего шатра Гаррет дошел сам, рыкнув на вездесущих оруженосцев, попытавшихся было помочь ему идти, и с трудом сдержавшись, чтобы не отвесить кому-нибудь из них подзатыльник, выплескивая кипящую в душе ярость, нерастраченную из-за так внезапно завершившейся битвы, и горечь своего поражения. Удерживало лишь понимание, что никакой вины мальчишек в случившемся нету, а отыгрываться на ком-то за собственные ошибки – последнее дело.
Но стоило полам шатра сомкнуться за спиной, как гвардейская стойкость начала стремительно таять. И буквально рухнув на лежанку, Гаррет сквозь зубы подозвал к себе оруженосцев, жестом указывая на доспех и кольчугу.
- Помогите снять.
И едва не взвыл от боли, когда снимая наплечник, один из мальчишек потревожил раненое плечо.
- Осторожнее ты… сопляк косорукий…
Впрочем, это было лишь начало. И к моменту снятия кольчуги и поддоспешника к «косорукому» добавились поминания многочисленных родственников по материнской линии, как самих мальчишек, так и всех солинцев вместе взятых. А рубаху так и вовсе пришлось вспороть ножом, чтобы не подвергать себя новому приступу боли, от которой, казалось, что рука вот-вот оторвется.
Обнаженное плечо оказалось припухшим и синюшно-красноватого оттенка, словно вареная свекла, заставив обоих оруженосцев сочувственно присвистнуть.
- Ну и чего уставились? Синяков не видели? За кипятком живо! – раздавшийся голос заставил Гаррета обернуться и уставиться недовольным взглядом на заглянувшего в шатер рыжеволосого парня, тощего и какого-то зеленого, то ли от отсутствия солнца, то ли от постоянного недоедания. Ни дать, ни взять троллий сын, о которых так любят поминать северяне.
- Тебя сюда кто звал? – мрачно поинтересовался гвардеец, совершенно не обрадованный чужому визиту. Но его мрачность не произвела на незнакомца никакого впечатления. С видом, будто он пришел к себе домой, тот сообщил, что является лекарем и вошел в шатер, встаскивая следом за собой бочку со льдом, на котором покоился запотевший от холода кувшин вина, один вид которого заставил Гаррета судорожно сглотнуть и понять, что ему ужасно хочется пить.
- А мне нравится твое лекарство… - начал было он, но осекся, увидев, что лекарь смачивает холодным вином тряпку, попутно накладывая в нее лед.
Прикосновение к ушибу холодного компресса на пару с подобным расточительством заставили гвардейца задохнуться от возмущения. И, на мгновение забыв про боль в руке, он потянулся к кувшину, подтягивая тот к себе и делая несколько больших глотков.
Первый едва не выплеснулся обратно из-за внезапно накатившей дурноты, зато второй и третий пошли куда легче, четвертый же… четвертый сделать он не успел.
Кувшин, вырванный из рук чужой силой, взмыл в воздух, уплывая в сторону. Гаррет дернулся было за ним, но боль в плече заставила его отшатнуться назад.
- Ты что себе позволяешь? Знай свое место! – прорычал он.
Ответом на его рычание стал подсунутый под нос пузырек с каким-то беловатым содержимым, которое пахло куда не так приятно, как вино, зато, если верить лекарю должно было быстро унять боль. Скрепя сердце пришлось его проглотить.
На вкус лекарство оказалось не таким уж мерзким, сладковатым, достаточно быстро после приема отозвавшимся еле ощутимой тяжестью в голове, от которой тут же захотелось прикрыть глаза.
Это Гаррет и сделал, незаметно для себя погружаясь в полудрему и чувствуя, как боль медленно, но уверенно начинает отступать.
Из этого блаженного состояния его вырвали оруженосцы, вернувшиеся с котелком кипятка и очередными новостями с ристалища.
- Победил! – с досадой выпалил один из них, врываясь в шатер и едва не забрызгивая горячей водой свои ноги. – Он победил!
- Брейвайнец, - подхватил второй.
Гаррет нехотя приоткрыл глаза, глядя на них и пытаясь осознать смысл сказанного. Получилось не сразу. И вызвало смешанные чувства.
Наверно, как верному слуге Единого, ему следовало обрадоваться победе единоверца над язычником, но радости не было. Хильмар был достойным соперником и сильным воином и честно шел к своей победе, а потому заслуживал ее.
Впрочем, особой досады поражение солинца тоже не вызывало, потому что не меньше него победы заслуживал и брейвайнский принц.
- Уверен, это был достойный бой, - произнес гвардеец, где-то в глубине души жалея лишь о том, что ему пришлось его пропустить.
А вот что пропускать он не собирался, так это церемонию награждения, пусть для этого даже пришлось бы снова пережить болезненную процедуру, только на этот раз облачения.
- Я должен… идти… - добавил он, кое-как приподнимаясь на лежанке, и попытался утвердиться на ногах. Вот только от этого простого движения шатер неожиданно накренился, будто находился на палубе корабля, а не на твердой землей.
И лишь рухнув обратно на лежанку, Гаррет понял, что дело было вовсе не в шатре. Его самого не держали ноги.
- Что за… что за дрянь ты мне дал? – пробормотал он, понимая, что от выезда на поле придется отказаться. – Будь ты проклят…
Его ругательства вызвали у парня лишь кривую усмешку, в которой так и читалась фраза о том, что оскорбления и человеческая неблагодарность являются неотъемлемой частью его работы.
- Думаю, что вам лучше остаться в шатре, господин, - произнес он, - если только не хотите шокировать благородных дам, свалившись с лошади у них на глазах. Награждение состоится и без вас. А мальчики расскажут все, что будет вам интересно.
И с этими словами кивком головы услал оруженосцев прочь, одновременно швыряя в котелок какие-то травы, терпкий запах которых почти сразу же заполнил шатер, лишь усиливая накатывающую на гвардейца сонливость.
На этот раз оруженосцев не было долго, а вернувшись, они заговорили наперебой, рассказывая о чудесном мече, ставшем наградой победителю, и красивой короне, которой победитель увенчал свою королеву… Принцессу Асдис.
Выбор брейвайнца показался Гаррету неожиданным, заставляя криво усмехнуться. Интересно, что заставило того так поступить? Непонятная дань уважения к павшей династии? Попытка выразить благодарность северянам за богатый прием? Или… Думать об «или» гвардеец себе не позволил, хотя и предположил, что уже завтра о выборе принца начнут судачить все, кому не лень.
- А я бы не выбрал принцессу из Вельсунгов, - тем временем мотнул головой один из оруженосцев с довольно недетскими интонациями в голосе, забывая, что за подобные рассуждения его вполне могут выпороть. – Лучше уж кого-то из офирских принцесс.
- Нет, Торунн - сестра короля, - тут же возразил ему второй. – Она настоящая королева турнира. А вы, господин? – последний вопрос был задан едва ли не хором и был направлен именно Гаррету. – Кого выбрали бы вы?
Гвардеец поморщился, открывая глаза и бросая взгляд на ленту с вышитыми на ней волками, которая все еще немым укором держалась на рукаве кольчуги. Лента, которая могла бы стать символом турнира, но не стала по его вине.
- Вы выбрали бы королеву Асихльд? – не унимались мальчишки. – Или кого-то из ваших принцесс?
Их назойливость немного утомляла.
- Да, - устало кивнул Гаррет, вновь закрывая глаза, не в силах бороться с накатывающей на него сонливостью, вызванной то ли выпитым лекарством, то ли запахом трав. Ему было все равно кого выбирать, особенно теперь.
Да, ее величество Асхильд была бы достойной королевой турнира, как и любая из ее сестер. Как и любая из офирских принцесс… Как и любая другая женщина, присутствующая сегодня на трибунах.
Все они были достойны, и все они были равны в его глазах. Потому что лишь одна женщина во всех трех королевствах была для него особенной. Была той, с чьей лентой проиграть ему было бы в сотни раз больнее, чем с лентами Вельсунгов, Ловдунгов и Фейтглейвов вместе взятых. Женщина, принадлежавшая теперь другому мужчине.
- Да, я выбрал бы… - пробормотал он прежде, чем погрузиться в заветный сон, - леди… леди Гвиллиан…
Ни оруженосцы, ни лекарь, скорее всего, его не поняли.

0

103

Наступил вечер, когда объявили финальный бой. Несмотря на позднее время и декабрьский холод, зрителей на трибунах меньше не стало. Напротив, казалось, что подошли еще желающие увидеть бой Филиппа Блуа и Хильмара Ловдунга. Пока бойцы готовились, гостей на ристалище развлекали менестрели. Их репертуар состоял преимущественно из баллад о доблестных рыцарях и их подвигах, а потому довольно быстро приелся избалованной публике. Толпа жаждала крови. Напряженные полуфинальные бои разогрели гостей и теперь все ждали продолжения. То тут, то там зрители выкрикивали имена финалистов, приглашая их поскорей выйти на арену.
   Накинув на голову капюшон, Леонетта плотнее укуталась в плащ и спрятала замерзшие руки в соболиную муфточку. Настойка, принесенная Асдис, подействовала. Тревога и страх прошли, оставив место лишь умиротворению, поэтому принцесса со спокойным видом ожидала начала сражения, сожалея, что финал не перенесли на завтрашний день. В памяти еще было свежо воспоминание о сражении Хильмара и Гаррета, когда она едва не остановила бой. От столь опрометчивого поступка ее удержала Асдис, которая случайно схватила за руку. Тогда казалось, что Хильмар вошел в раж и мог убить Осборна, но, к счастью, этого не произошло. Ярл Блодуга владел ситуацией и держал себя в руках. Именно в тот момент Леонетта поняла, как вовремя Асдис принесла успокоительную настойку. Нервы были ни к черту.
   Но вот прогремели трубы, и на арену вышли финалисты. Красивые и устрашающие, они, словно железные изваяния, стояли друг напротив друга, ожидая сигнал к началу боя. Тревожное ожидание среди зрителей достигло высшего предела.
   Когда трубы подали сигнал и начался бой, громкие восклицания и возгласы одобрения многочисленных зрителей эхом разлетелись по трибунам, заглушая лязг металла. Люди кричали и махали при этом платками и шарфами, показывая, с каким интересом все следили за поединком, где встретились равные по силе и ловкости бойцы.
   Лязг оружия, крики зрителей и звук труб слились в ужасный шум, заглушая возгласы сражающихся, которые с возрастающей яростью и переменным успехом наносили друг другу удар за ударом, заставляя толпу впадать в некоторое подобие экстаза.
   Не только простолюдины, всегда жадные до кровавых зрелищ, но даже знатные дамы, наполнявшие галереи, глядели, не отрываясь, на битву с захватывающим интересом и волнением. Правда желания отвести взгляд от столь ужасного зрелища у них не возникало. Бывало, что иные прелестные щечки бледнели, но большинство дам поощряли бойцов рукоплесканиями, махали платками и шарфами и восклицали имя того, за кого они болели, когда тот или иной боец перехватывал инициативу.
   Если даже прекрасный пол принимал такое живое участие в кровавой потехе, то что можно было говорить об азарте, с которым на все это взирали мужчины. Их волнение выражалось громкими криками при каждом новом повороте боя. Глядя на них казалось, что это они сами раздают и получают удары, так остро они реагировали на происходящее.
   Леонетта взирала на все это с плохо скрываемым волнением. Стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, она нервно сплетала пальцы, а в особо напряженных моментах и вовсе хватала сидящую рядом Асдис за руку. И хоть желала она победы Хильмару, но, помня о сире Гаррете, не могла не волноваться за герцога Коньяна, когда северный принц переходил в атаку. Но эти переживания были напрасны. маршал Брейвайна был отличным фехтовальщикам и опытным бойцом. Ловко парируя удары, он явно перехватывал инициативу в этом состязании, в то время как Хильмару явно не хватало сосредоточенности. Вспоминая его сражение с Гарретом, нельзя было не заметить, что движения стали какими-то неловкими и медленными. Казалось, он утратил интерес к турниру, но Летта в это не верила. Она плохо знала ярла, но что-то ей подсказывало, что он не стал бы отказываться от боя просто так. На это должны быть причины. Поэтому следующей мыслью, которая пришла в светловолосую голову, была о том, что ярл ранен, но ее принцесса быстро отбросила в сторону. Все-таки не настолько же он глуп, чтобы сражаться будучи раненым.
   Тем временем бой приближался к своему финалу. Филипп Блуа нанес удар такой силы, что сбил шлем с головы ярла, когда тот пытался уклониться. Слабый крик вырвался из груди Леонетты, и она едва не лишилась чувств, однако смогла совладать со своими эмоциями и, вся дрожа от сдерживаемого волнения, постаралась придать своему лицу беспристрастное выражение. Получилось из рук вон плохо.
   Атака маршала не прошла бесследно для Хильмара. Казалось, что еще немного и он упадет, но это не произошло. Наоборот, это как будто открыло второе дыхание и он с особым рвением бросился на Филиппа. На секунду Леонетта забыла как дышать, но герцог легко отразил атаку и обессиленный Хильмар упал на колени. Бой был окончен.
Опять зазвучали трубы, и герольды громогласно провозгласили честь храбрым и славу победителю. Дамы замахали своими шелковыми платками, а зрители всех сословий единодушно изъявляли свой восторг.
   Леонетта не оставалась в стороне во время чествования победителя. Но мыслями она была вся в своих переживаниях, которые сейчас представляли собой целую гамму эмоций: от радости до обиды. Она была рада, что турнир закончился и никто сильно не пострадал и, слава Единому, никто не умер. Радовалась победе Блуа и достойному выступлению Хильмара, сожалея лишь, что победитель не он. И хотя ей казалось, что солинский принц принадлежит к той категории людей, которые не признавали существование такого понятия как “второе место”. Сама Леонетта не видела ничего плохого в достойном проигрыше, хотя и старалась понять причины этого. Одну из возможных причин принцесса видела в собственной ленте. Возможно, северные боги были правы, и ей не стоило ее вручать ярлу. От этой мысли Леонетта стала совсем грустной. А еще, — в этом принцесса никто не признается самой себе, — она была немного обижена на Филиппа Блуа. И дело было не в его победе на турнире. Нет, просто он уже второй раз одержал победу над тем, за кого она так отчаянно болела принцесса. И хоть она не желала герцогу поражения, обида все равно была.
***
   Официальное завершение турнира состоялось поздним вечером, когда ночь почти заявила свои права. Участники, кто еще был способен удержаться в седле, выехали на ристалище, где их приветствовали радостные восклицания с трибун. Король обратился к присутствующим с речью, поздравляя участников и отмечая их достойное выступление. После этого было награждение победителя. Вроде как в награду маршалу вручили меч, а вот какой именно Леонетта упустила из виду, задумавшись, как лучше сбежать от своей надзирательницы и навестить сира Осборна и ярла Блодуга, чтобы удостовериться, что с ними все в порядке. Это странно, но после всех совместно пережитых приключений, девушка особенно сильно переживала за этих двоих.
   От планирования побега, которые сводились к банальному отвлечь и бежать, ее отвлекло небывалое оживление среди присутствующих дам, когда принц Брейвайна с тиарой в руке начал объезжать арену, чтобы выбрать королеву любви и красоты. Странно, но казалось, что маршал двигается скорей по инерции, так как его взгляд ни разу не остановился ни на одной из многочисленных красавиц, украшавших своим присутствием это блистательное собрание.
   Леонетта с любопытством и легкой улыбкой наблюдала, как различно вели себя дамы, когда принц проезжал мимо них. Одни краснели, другие старались принять гордый и неприступный вид; иные смотрели прямо перед собой, притворяясь, что ничего не замечают. Некоторые откидывались назад с несколько деланным испугом, вызывая своей наигранностью улыбки подруг.
   Наконец рыцарь остановился перед балконом, где сидели Леонетта и Асдис, чем вызвал удивление у офирской принцессы. Ей казалось, что королевой турнира должна была быть та дама, что вручила маршалу свой знак отличия, который он так демонстративно целовал после победы в конно-копейной сшибке. Но, видимо, она ошибалась.
   То ли по нерешительности, то ли в силу каких-либо других причин победитель медлил. Зрители молча, с напряженным вниманием, следили за каждым его движением. Потом он медленно и грациозно поклонился и произнес:
— Ваше Высочество. Асдис, вы позволите возложить на вашу голову этот венец?
   В ту же минуту заиграли трубы, а герольды провозгласили принцессу Асдис королевой любви и красоты, угрожая покарать всякого, кто дерзнет оказать ей неповиновение. Леонетта не смогла сдержать удивления и с улыбкой посмотрела на не менее удивленную кузину, которая застыла словно изваяние, пока маршал ожидал ответа. Сестра, видимо, растерялась от столь неожиданного поворота, поэтому Летта поспешила ей на помощь, пока она своим оцепенением не поставила герцога в неловкое положение. Со словами поздравления Лео обняла Асдис и шепнула ей на ухо:
— Очнись, герцог к тебе обращается.
   После этого присоединилась к аплодисментам, которые приветствовали королеву, отмечая про себя, что обязательно узнает у кузины, когда она успела очаровать герцога.
   Среди офирских и брейвайнских девиц послышалось недовольное перешёптывание по поводу того, что им предпочли солинку. Но эти выражения неудовольствия потонули в громких криках зрителей: “Да здравствует принцесса Асдис – королева любви и красоты!” А из толпы простого народа слышались восклицания: “Да здравствует королева! Да здравствует род Вельсунгов!”

0

104

Чаще всего, приглашение выбрать королеву турнира было лишь формальностью, ведь абсолютно все и так заранее знали, на чью симпатичную (а бывало, что и не очень) голову приземлится венец каждого воина, который только ступил на ристалище. Именно поэтому Асдис наблюдала за тем, какое волнение проходило по рядам прекрасных леди, когда победитель турнира проезжал мимо них, с удивлением – неужели они правда думают, что что-то решают те короткие мгновения, во время которых они сумеют перехватить взгляд принца? Леонетта, судя по всему, придерживалась похожего мнения, потому как происходящее вызывало у нее только легкую, кажущуюся снисходительной улыбку. Момент выбора затягивался – зрители напряженно ждали, когда же Филипп, наконец, объявит свою королеву, Асдис, как и многие, ждала, когда процессия с ним во главе достигнет брейвайнских королевских трибун. Маленькую Каролину увели довольно давно, сочтя, что детям в такое позднее время на турнире делать уже нечего, однако принцесса была уверена, что теперь корона должна достаться ее матери. Очень некстати в памяти всплыли слова герцога о том, что он чувствовал, когда брал на руки свою дочь, которой у него, в чём Асдис была совершенно точно убеждена, не было, но принцесса отогнала их, как назойливых мух, тряхнув головой. Тем более, что ее внимание от арены отвлекла вездесущая графиня Веллингтон.

И как Летта её терпела? От графини веяло зубодробительной скукой и занудством сильнее, чем той магией, которая в ней, кажется, еще теплилась. Иногда, впрочем, Асдис казалось, что ни жизни, ни магии в этом Гарме офирского дворца уже нет – одни только своды правил, которые она повторяет больше механически. Но нет, когда дело казалось правил, традиций и норм – душа как раз в графине была. Вот ведь есть люди, которым подобные вещи доставляют удовольствие. Вот и сейчас, ничуть не смущаясь тем, что перед ней, всё-таки, принцесса чужого королевства и вспомнив, видимо, их с Леттой детские годы, графиня не смогла удержаться и не ткнуть Асдис в спину, исправляя ее осанку и что-то недовольно бормоча под нос о том, что турниры и награждения после них привычно слишком сильно затягивают. Дернувшись и автоматически выпрямившись, принцесса всё-таки обернулась и бросила на фрейлину вопросительный взгляд, пропуская тот самый момент, когда Филипп, наконец, остановился, причем именно у их трибуны. В целом, однако, она была с графиней согласиться – к вечеру становилось трудно даже держать спину ровно, что уж говорить о пире и танцах, которые должны были последовать за церемонией награждения. Традиционно, на свою выносливость Асдис не жаловалась, но недостаток сна, похоже, всё-таки давал о себе знать.

Снова сфокусировав взгляд на ристалище, принцесса оказалась немало удивлена. Что, неужто и искушенный брейвайнский маршал, как и многие мужчины из числа гостей, пал жертвой обаяния ее прекрасной кузины? Когда Филипп начал обращение с неизменного "Ваше Высочество", Асдис с трудом смогла сдержать усмешку, но то, что произошло потом, заставило ее банально растеряться. На выручку, правда, быстро пришла куда лучше ориентирующаяся в подобных ситуациях сестра, и, пожалуй, заминки удалось избежать благодаря только ей одной.
Соглашалась принять венец королевы турнира принцесса так и не справившись до конца со своим удивлением, но в тот момент, когда серебряная корона коснулась ее волос, перед глазами вдруг возникла картина вчерашнего вечера. Ну, что же, любовь к красивым жестам у маршала было, похоже, не отнять.
– Созведие Короны все ещё над головой Волка, так? – еле слышно произнесла Асдис, позволяя, наконец, себе улыбку. Её слова, впрочем, наверняка утонули в облегченном гуле трибун, наконец дождавшихся развязки и получивших очередной повод для сплетен на ближайшую неделю.

Спустя час на ристалище остались только слуги, которым теперь предстояло разобрать трибуны и перенести сотни, выставленных по периметру, обратно в замок, в котором теперь снова шумел пир. Не только в главном зале, но и в тавернах неподалеку, гремела брейвайнская музыка – гости праздновали победу своего принца, не жалея сил и это, пожалуй, было правильным.
Должно ведь их было что-то согревать в холодном Солине?

0

105


В заповедных и дремучих...
Ведьмы знают, что загадочные предзнаменования так и кишат вокруг. Их просто пруд пруди. В любое время просто достаточно выбрать подходящее случаю.

♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦  ♦

5 декабря 1212 год ❖ Колдовской лес в окрестностях Эгдораса ❖ Асдис и Филипп

Веротерпимость Солина имеет свои границы, и если люди готовы жертвовать многим ради дипломатии, то с тварей обитающих в зачарованном лесу что взять? Служитель Единого пришелся им не по вкусу - они и не доели. Из Эгдораса выходит поисковая экспедиция, чтобы завоевать для архиепископа шанс вернуться домой. Хотя бы частично.

«Зачарованный лес»

0

106

Жрецам, которые посмели сунуться в покои к до сих пор не оправившемуся после происшествия на пиру Верховному, крупно повезло, что Асдис не приказала выставить их за дверь, как только они пришли. Во всяком случае, она тешила себя этой мыслью ровно до тех пор, пока они не смогли, наконец, более-менее четко сформулировать, что произошло. Арнгейр, лес, чудовище, случилось что-то непоправимое – никакой более точной информации жрецы выдать так и не смогли, переживая настолько сильно, будто молочный брат принцессы действительно оказался на грани смерти. Надо ли говорить, что в храмовую зону Асдис неслась с такой скоростью, которой позавидовали бы скаковые лошади? Выжидая, пока от молодого жреца выйдет целитель, принцесса корила себя за то, что, размышляя о том, что больше ничего страшного случиться в ближайшие дни не должно, только накликала новую беду. Попав, правда, в покои Арнгейра и обнаружив его в куда менее плачевном состоянии, нежели описывали недавние жрецы, она заметно успокоилась. Молочный брат остался счастливым обладателем полного комплекта конечностей, мог разговаривать и даже выражать свои мысли куда более конкретно, чем его братья в служении Шестерым. Нет, выглядел он, конечно, очень потрёпано, и окровавленные тряпки для перевязки, сгруженные в стоящий рядом с кроватью таз как бы намекали, что он не слишком здоров, но причин излишне беспокоиться, кажется не было.
А потом Арнгейр начал рассказывать, и Асдис поняла, что ошиблась уже во второй раз.

По мере того, как жрец подходил к сути произошедшего, глаза принцессы, кажется, все сильнее и сильнее увеличивались в диаметре, достигнув, наконец, своего максимума на том моменте, где брейвайнского архиепископа начали рвать на части драугры зачарованного леса. Вопросов у Асдис было сотни, начиная от того, что в лесу делали вместе брейвайнский архиепископ и офирская принцесса, судя по описанию не старшая, а младшая, и заканчивая тем, какого тролля вообще после всего, что случилось, Арнгейр до сих пор жив? Нет, она знала, конечно, что мужчины обожают играть в спасение принцесс, но как-то не подозревала, что жрецов, тем более таких спокойных, как ее молочный брат, это тоже касается. И это он неделю назад говорил ей, что прогулки по лесу-людоеду ничем хорошим не заканчиваются? Чтобы сейчас вот так спокойно ссылаться на то, что его-то туда точно привели Шестеро, чтобы он помог выжить хотя бы кому-то из этой прекрасной компании? В мудрость Богов Асдис, разумеется, верила, но была склонна считать, что в следующий раз им стоит озаботиться формированием какого-то более впечатляющего спасательного отряда, если уж на то пошло.

– Как думаешь, есть хоть какие-то шансы, что он выжил?
– Нет.

[...]

Меньше, чем через час, Асдис уже была у короля, которого ей пришлось сначала отвоевать у каких-то излишне навязчивых ярлов, упорно отказывающихся понимать, что такое "срочное дело" и какие могут быть у принцессы вообще дела к королю, который обсуждает со своими вассалами налоги. Эйнар, надо отдать ему должное, был куда более выского мнения о том, что может привести к нему принцессу Вёльсунгов, да еще и в не лучшем расположении духа. Еще какое-то время, когда всех, даже самых настойчивых, выпроводили, наконец, из королевского кабинета, Асдис наслаждалась тем, как меняется выражение лица теперь уже не у нее, а у Эйнара, выслушивающего подробности душещипательной истории о трагической гибели служителя Единого. Вопросы у короля, впрочем, были всё те же, что и у самой принцессы, но искать ответы на все из них банально не было времени: пусть Арнгейр и был на этот счёт другого мнения, но оставалась небольшая надежда на то, что каким-то чудом епископу все-таки удалось выжить, и теперь он, раненый, остался где-то в лесу.
Асдис была согласна с тем, что епископ почти наверняка остался где-то в лесу, но, вероятнее всего, все же не целым куском, а как-то по частям. И то только потому, что в последнее время лесных тварей всевозможные добровольцы и так кормят уж слишком часто. Лишать надежд, однако, она никого не торопилась, поэтому просто наблюдала за тем, как придворные спорят, кто из них пойдет за королем Луи, которому Эйнар решил доложить шокирующую новость самостоятельно, как начинают собирать поисковую экспедицию. Принцесса даже почти зауважала короля, который не только сам решился пообщаться с и без того нервным брейвайнским правителем, но и весьма грамотно командовал тем, как следует формировать группы для поисков. Не менее одного жреца на каждую, чтобы не уменьшить возможные потери, не менее одного воина, и не меньше четырех человек в группе. Видят Боги, если бы это было возможно сделать, избежав дипломатического скандала он бы, очевидно, даже отложил выход экспедиции на утро, но Блуа требовал послать людей немедленно, и противиться ему не было никаких шансов. Именно поэтому слуги, в бешеном ритме передвигаясь по дворцу, пытались собрать максимальное количество факелов и на счастье после турнира это было не так сложно.

[...]

Наспех собранная экспедиция на поверку оказалась не слишком многочисленной и состояла, в основном из брейвайнских рыцарей, не раненых во время турнирных поединков, их же гвардейцев, солинских жрецов и ульфхеднеров. Делением по группам многие из них были недовольны, но перечить ни королю, ни командиру ульфхеднеров Бальдру не решались – слишком велика была вероятность выслушать в свой адрес изрядную дозу обратных комплиментов.
Сама Асдис присоединилась к собирающим сумки с различными зельями и отварами жрецам, молча слушая, как они обсуждают шансы найти в темноте северных ночей разорванного, вероятно, по частям, архиепископа. Кто-то уповал на звёзды, кто-то на Богов, хотя это было странно в контексте того, кого именно они все собирались в лесу искать, кто-то на то, что факелы все же окажутся не бесполезными, и, пусть и не отпугнут лесного зверя, с чем должно было по задумке справиться колдовство, то хотя бы помогут разглядеть свежие следы. Охотничьих собак было решено не брать, руководствуясь опытом подобных поисков пропавших в лесу – животные только привлекают внимание тварей, не более того. Принцесса подумала о том, что еще внимание тварей, вполне вероятно, привлечет такое количество людей, с разных сторон продвигающихся к чаще леса, но промолчала. Если бы была возможность, то она бы отправилась в лес одна или с Реджиной и Видаром, которые едва ли отказали бы ей в таком капризе, но говорить об этом сейчас не было уже никакого смысла. Тем более, что жрецы, судя по всему, и вовсе были уверены, что она никуда не поедет, если не все, то один, оставшийся последним, когда прочих уже распределили по группам – точно.
– Ваше Высочество, надеюсь, вы не думаете, что вам надлежит сопровождать экспедицию? – осторожно начал он, глядя на то, как принцесса принимает у слуг утеплённый меховой плащ с капюшоном, но запнувшись об удивленный взгляд Асдис, замолчал.
– Надеюсь ты, Клинт, не думаешь, что можешь мне указывать? Или ты считаешь, что знаешь лес лучше, чем я? Правда?
Клинта она помнила еще как одного из старших послушников при храме, когда она начинала обучаться сама. И уж ему-то, как человеку, который знал, сколько на самом деле лет принцесса проучилась у Верховного колдовству, в такой ситуации следовало молча соглашаться, но он, несмотря на ее статус, продолжал упорствовать, запрещая Асдис участвовать в таких рискованных мероприятиях, словно ему было не двадцать пять, а все пятьдесят, и он был одной из ее многочисленных нянюшек. Вполне возможно, впрочем, жрец чувствовал себя именно так, помня принцессу еще маленькой девочкой, но её это волновало мало. Так и не договорившись с самим Клинтом, Асдис обратилась к Эйнару и тот, не в силах больше ни с кем спорить, махнул на упершуюся рукой. Хочешь – езжай. И она поехала.

[...]

– Ради Шестерых, Клинт, сделай лицо попроще. Мы быстро найдем тело епископа и вернемся обратно в замок, тебе не придётся меня спасать, – вторая часть группы, состоящая из брейвайнцев, должна была ждать их на развилке ближе к лесу. Жрец еще какое-то время бубнил себе под нос что-то о том, что он предчувствует, как ему придётся спасать не только одну излишне уверенную в себе королевскую особу, но еще и проклятых единоверцев, будь они неладны, однако надолго его не хватило. К тому моменту, как они выехали на дорогу, Клинт уже деловито выспрашивал у принцессы, что она взяла с собой.
– А оружие, Ваше Высочество? – лицо у него было такое, будто в уме он подсчитывал общее количество склянок, которые у них были с собой на двоих и прикидывал, хватит ли их на то, чтобы попытаться вылечить целый военный отряд, а не одну маленькую группу.
– Кинжал, подарок авалонской Верховной. Я же не Дева Щита, чтобы таскать за собой меч.

Вот так, отвлекшись на разговор, они почти не заметили, как подъехали к двум слабо освещенным мужским фигурам. Откуда начнёт поиски их группа выбирала Асдис, пытаясь сопоставить весьма расплывчатые рассказы Арнгейра о том, где он нашёл принцессу, ее гвардейца и архиепископа с примерной картой леса, которая, разумеется, на данный момент существовала только у нее в голове. Драугры не должны были унести тело далеко, они не звери, чтобы прятать добычу и, возможно, им повезет, и священнослужитель чужого Бога покажется им недостаточно вкусным, чтобы доедать его до конца. Пока Асдис до рези в глазах всматривалась в покрытый ночной темнотой лес, Клинт успел приблизиться к их спутникам на сегодняшнюю ночь.
– Ваше Высочество, – голос у жреца был такой, что принцесса сказала бы, что про себя он вопрошает у Шестерых, за что ему досталась такая компания. Асдис хотела откликнуться, думая, что Клинт так зовет её, однако в ответ ему послышался еще один хорошо знакомый голос.
Шутки Богов начинали казаться не слишком смешными, потому что оказался в одной группе с брейвайнским принцем Асдис уж точно не ожидала. По правде сказать, она даже не задумывалась о том, что такое вообще возможно, потому что не была уверена, что королевские особы вообще отправятся искать епископа самостоятельно, полагая, что необычное желание прогуляться по лесу проявит только она.
– Клинт Торвальдссон, – жрец изобразил учтивый поклон. – Называйте меня просто Клинт.
Асдис, тем временем, немного помявшись, все-таки направила коня в сторону мужчин, сбрасывая с головы капюшон. Главное, чтобы сейчас не началась новая волна причитаний и попыток отправить ее домой, она и так устала спорить с Клинтом, и на этот раз Эйнар слишком далеко, чтобы ей помочь. Впрочем, у нее есть королевское разрешение, и вряд ли с этим сможет кто-то поспорить.
– Добрый вечер, Филипп, – Асдис коротко кивнула принцу, а потом и его спутнику, ожидая, когда их представят. Жрец, однако, ждать уже ничего не собирался, направляя своего коня вперед.
– Как удачно, что вы уже знакомы, – не скрывая иронии, усмехнулся он, а после указал рукой на небольшую полянку на опушке. – Лошадей оставим здесь, а дальше отправимся пешком. Животным в лесу делать нечего.

0

107

Таким Филипп не видел брата, пожалуй, с того самого дня, как прозвучало неизменное "Король умер! Да здравствует король!" несколько лет назад. Луи был растерян, Луи был испуган по-настоящему, а не как обычно, сквозняками или чьей-то неудачной попыткой отравить солинского жреца. Луи, в конце концов, не стал вызывать его к себе, пришел сам и, приказав гвардии оставаться за плотно закрытой дверью, вопреки своей обычной манере, изложил все кратко и предельно ясно. Настолько, насколько такие события вообще могут быть предельно ясными. В такие редкие моменты, Филипп начинал подозревать, что то, что брат обычно демонстрирует на людях, - лишь маска, за которой король скрывает настоящее лицо так долго и тщательно, что эта самая маска уже почти заменила его. Почти. Надо было однажды обдумать эту идею, но наваждение никогда не задерживалось надолго, а в обычное время мысль эта казалось странной и невозможной. Как бы то ни было, сейчас брат ясно дал понять, что Артуа следует разыскать, и сделать это еще до рассвета. И хотя он ни разу не сказал об архиепископе в прошедшем времени, но и без того было понятно, что обнаружить друга живым, Луи не надеется. И все же - до рассвета, и в кои-то веки Филипп просто принял это, не пытаясь оспорить, и решившись только напомнить, что Ее Величество не следует пока беспокоить происшествием, и с этим без лишних вопросов и споров согласился уже брат.
Он уже и забыл, как это - беспрекословно выслушивать приказы и исполнять их, не требуя пояснений. Филиппу сообщили, что он едет в группе с еще двумя солинцами, и сообщили так, что ясно было: с ними будут колдуны. Ну или жрецы, особой разницы между ними герцог не видел, поэтому уточнять не стал. Как и возражать: не потому что одобрял решение или считал его единственно верным, а потому что смог собраться с силами и не противоречить Эйнару, который взял командование на себя. Тогда смог, занявшись привычным делом, давая солдатам указания, готовя людей к тому, что они могут встретить и напоминая, что работать в связке с северянами - королевский приказ. Сейчас же, ожидая тех, кто должен был ехать в связке с ним, успел уже не единожды усомниться в своем решении. Язычники могли делить колдовство на светлое и темное, но церковь Единого ясно давала понять: любая магия по сути своей - явление богопротивное. Однако вопрос о том, благословил ли бы их архиепископ на использование колдовства для его спасения или хотя бы для того, чтобы найти его бренные останки и достойно предать их родной земле, при этом оставался открытым. К выводу о том, что сейчас менять тактику бессмысленно, но этот рейд, несомненно, заслуживает исповеди в неопределенном будущем, маршал пришел как раз вовремя, чтобы заметить приближающихся всадников. Кивнул оруженосцу, приказав следовать за собой, и тронул бока коня.
- И в самом деле, добрый, - удивительно подходящее приветствие по такому случаю, что и говорить. Маршал кивнул мужчине и обернулся к принцессе. -  Ваше высочество, мой оруженосец Анри Безье. Граф, но тоже вполне способен откликаться на собственное имя.
Сам граф при этом едва заметно хмыкнул, но промолчал, быть может, не зная, чем возмутиться первым: таким представлением принцессе или самим фактом присутствия принцессы в столь неподходящем для нее месте. И сложно было бы с ним не согласиться, если бы Филипп не видел Асдис в местах и ситуациях куда как более неподходящих. И если бы сам не сопровождал ее в эти пресловутые места и ситуации.
Мысль о том, что женщины на севере другие, и живут по другим правилам, все еще казалась кощунственной и чужеродной, но уже не настолько, чтобы сейчас, имея ясную цель и не имея понятия, как этой цели достигнуть, тратить время, вступая в культурологические диспуты на этот счет. Да и место на краю проклятого леса, пожирающего людей, казалось не слишком удачным выбором. Спешиваясь, он все же задал вопрос, кратко и деловито, желая определить роли в их небольшой группе.
- Почему вы здесь? Вы знаете, что именно произошло?
Хоть кто-нибудь должен был это знать, кто-нибудь, кто слышал о произошедшем из первых уст. Луи, увы, смог сказать немногое: Артуа почему-то оказался в лесу, а рядом с ним оказался жрец; лес почему-то сожрал архиепископа, а жреца трогать не стал. Объяснения казались до смешного нелепыми, только вот смеяться отчего-то не хотелось. Как бы то ни было, не Филиппу было бросаться обвинениями, и точно не в адрес принцессы. Возможно, завтра делегация Брейвайна спешно отбудет на юг, разорвав все важные договоренности с перешедшим черту Солином. Возможно, южная кампания станет кампанией северной, или Луи поверит в любую сказку, лишь бы не допустить этого. Возможно, Север предложит достойную компенсацию за инцидент, а архиепископ будет канонизирован. Возможно. Увы, на руке Филиппа этого написано не было, а руку архиепископа для предсказаний следовало еще разыскать.
- Думаете, это зачтется за первую смертельную опасность в ближайшие полгода? - Герцог криво усмехнулся, пытаясь не показать, что спрашивает всерьез. - Чего нам ждать от этого леса, Асдис?

0

108

Командование на себя принял Клинт, и это, пожалуй, было правильным: Асдис уже видела, как под его началом ищут пропавших, и порой ловила себя на мысли, что жрецу следовало пойти не в услужение к Шестерым, а в королевскую гвардию волкоголовых, до того четкими и выверенными были все его действия. Однако были в этом и свои минусы: спорить и пытаться договорится с Клинтом, когда он увлекался достижением конечной цели, было практически невозможно, и поэтому принцесса уже сейчас очень хорошо понимала, что велика вероятность того, что жрец просто не будет ее слушать, какие бы правильные вещи она не говорила. С другой стороны, пока они с Филиппом тратили время на разговоры и приветствия, Клинт уже спешился и, остановившись между лесом и своими спутниками, начал сосредоточенно читать какой-то заговор.

Сама Асдис поняла неуместность использованного ею приветствия только после того, как принц сделал на этом акцент. Впрочем, трата времени на какие-то объяснения или извинения была бы не самой рациональной, поэтому принцесса предпочла к этому более не возвращаться. Она смерила взглядом оруженосца Его Высочества, который был, по всей видимости, не многим старше ее брата или, по крайней мере, ее самой. Не самая впечатляющая компания. Один жрец, один воин, оруженосец и принцесса, которая толком даже не имеет возможности воспользоваться магией. Уповать оставалось только на то, что пока она ищет место случившейся трагедии, Филипп и Клинт справятся с возможной угрозой. На графа особых надежд почему-то не было, то ли из-за его довольно юного для воина возраста, то ли из-за застывшего на его лице выражения, показавшегося Асдис весьма недовольным.
– Ну, почему же, если графу будет так удобнее, то мы можем обращаться к нему «Ваше сиятельство», да, Клинт? – усмехнулась принцесса, спешиваясь. Жрец ничего не ответил, только раздраженно махнув в сторону говорящих рукой, мол, не мешайте, я, в отличие от вас, занят делом, а не болтовней.
Пока принцесса перекладывала небольшие бутылочки из седельной сумки в маленькую, перекинутую через плечо, выбирая какие могут действительно понадобится срочно, а какие можно спокойно оставить с Лофтюром, беспокоиться о безопасности которого не стоило даже на окраине зачарованного леса, Филипп решился задать вопрос, которого она ждала.
– Знаю, и как раз именно поэтому я здесь, – Асдис вышла из-за коня, пристегивая к поясу кинжал. – Его святейшество, господин Артуа, прогуливался по лесу в компании моей младшей офирской кузины и одного ее охранника. Не знаю, как они забрели сюда, но я предполагаю, что, вероятнее всего, заблудились, и уже тогда на них напали твари леса. Один из наших жрецов собирал травы неподалеку и, услышав крики, бросился на помощь. Я так понимаю, что спасти и архиепископа, и принцессу не представлялось возможным, и жрец сделал для себя единственно правильный выбор. Сейчас он ранен, и не может сопровождать ни одну из поисковых групп, но попытался описать мне то место, где всё случилось.
Получилось у него, однако, не слишком удачно, поэтому даже принцесса, которая благодаря Бьорну и Реджине знала этот лес весьма неплохо, могла только весьма приближенно полагать, насколько глубоко в чащу могли забраться в ходе своей странной прогулки Алисанна и Жорж. И почему только ее никто не слушает? А ведь она говорила обеим кузинам, что соваться сюда одним может оказаться себе дороже. И что теперь? Прогулка Джаспера и Леонетты поставила крест на жизнях нескольких воинов, а Алисанны – угробила епископа, и, возможно, повлечет за собой еще смерти.
– Я хорошо знаю лес, во всяком случае, относительно безопасные его части, где Арнгейр и собирал травы, поэтому постараюсь быстро сориентировать поиски.
– Или не мешаться, – закончил за нее Клинт, расправившийся с заговором и теперь крайне довольный собой. Асдис чувствовала, как защитное колдовство светлого жреца мягко обволакивает ее, а значит и остальных членов их группы, образуя щит. Благословлять единоверцев – да уж, такого жрец наверняка не делал довольно давно.
Замечание его, впрочем, звучало почти беззлобно, потому как Клинт в самом деле, хорошо понимал, что принцесса знает лес гораздо лучше, чем он сам, потому что он без достаточно весомого повода, такого, как пропажа людей, например, в лес, в отличие от Верховного и одной из его любимых учениц, не ходил и начинать этого делать не собирался.

Слова маршала прозвучали как гром среди ясного неба. Снова он играет с огнём, шутя и несерьёзно относясь к предсказаниям опасности. Слишком легко поминает вслух смерть, которая, в действительности, может стоять за его спиной прямо в этот самый момент.
– Надеюсь, и очень советую вам тоже надеяться, что нет, не зачтется, – Асдис поджала губы и тяжело вздохнула, обгоняя принца и присоединяясь к Клинту, который уже выбрал тропу, по которой они и зайдут в лес. – Чего угодно, Ваше Высочество. Здесь очень трудно предсказывать, что или кого мы можем встретить на своем пути.
Было ощущение, что, как только они зажгли факелы, и прошли несколько с десяток метров внутрь леса, он, как живое существо, с еле слышным хлопком закрыл за незваными гостями дверь. Принцесса поежилась, осознавая, что игра началась: ночами сюда редко являлись даже самые рискованные тёмные, что уж говорить об остальных людях. Как только в свои права вступала полночь, твари, которые днём спали, нападая лишь на тех, кому не повезло им помешать, просыпались и начинали охоту. Бывало, что и друг на друга, но чаще – на случайных путников, которые не успели убраться от зачарованного места подальше.
– Филипп, Анри, запомните, пожалуйста, несколько правил. Во-первых, постарайтесь не шуметь и не привлекать к себе лишнее внимание, – сама Асдис говорила на пониженных тонах, но так, чтобы ее можно было услышать. – Во-вторых, берегите факелы, остаться здесь без света – не лучшее, что может случиться. В-третьих – не реагируйте ни на какие чужие голоса, кроме наших, не следуйте за огнями или звуками, это может быть опасно.
– Кровь, Ваше Высочество, не забывайте про кровь, – откликнулся доселе сосредоточенный на дороге Клинт, идущий впереди, и принцесса продолжила.
– Да, если случится так, что вы окажетесь ранены, будь это даже небольшая царапина от неудачно попавшегося вам на пути сука, немедленно сообщите всем остальным. В этом случае, нам необходимо будет вернуться – чудовища очень хорошо чувствуют кровь. И еще одно, – она обернулась, внимательно посмотрев поочередного на маршала и его оруженосца. – Слушайтесь Клинта и, пожалуйста, не спорьте, даже если его решения покажутся вам странными.
Могла ли она обещать, что сама последует всем своим советам? Разумеется, нет, однако этого брейвайнцам знать было совершенно необязательно. В конце концов, она выберется отсюда живой, пусть, быть может, и не невредимой, если им придется столкнуться с чем-то неожиданным, а вот отвечать за остальных было трудновато.

Жрец удовлетворённо улыбнулся и, поудобнее перехватив факел, все же удостоил своих путников вниманием.
– Я думаю, нам необходимо перестроиться. Принцесса, вы пойдете первой, с вами Его Высочество, потом граф и уже замыкающим я сам. Помните, в какую сторону идти?
Асдис коротко кивнула. От неожиданно появившейся твари в первые секунды ее вполне защитит меч маршала, а жрец выбрал для себя наиболее опасную позицию, потому как самым страшным в данном случае было как раз нападение со спины, которое было более, чем ожидаемым, и ставить в конец кого-то из заграничных гостей было бы в прямом смысле убийственным.

Ветер доносил со стороны лесной чащи какие-то завывания, и чем дальше они шли, тем яснее Асдис ощущала, что архиепископа лесу оказалось недостаточно, а это значило, что без жертв экспедиции точно не обойтись. Лишь бы только не в их группе.

0

109

Возможно, оруженосец решил, что его графское сиятельство выше того, чтобы на словах доказывать свою полезность богоугодномуделу, которым вне всяких сомнений поиски архиепископа и являлись. Или просто не стал хамить принцессе. Но, чем бы ни было продиктовано его решение молчать с гордым видом, само по себе его сложно было не одобрить: препирательства, к которым обычно Безье испытывал особую слабость, на этот раз едва ли привели бы к чему-нибудь полезному, а сэкономленное на разговорах время, он потратил на то, чтобы привязать лошадей, снять седельную сумку и проверить оружие. А после этого, успокоившись, слушать Асдис не менее внимательно, чем слушал ее Филипп.
Увы, одного внимания оказалось мало, чтобы понять, что же, собственно, произошло. Все это напоминало какую-то очень глупую и очень бородатую шутку. Заходят как-то в лес архиепископ, жрец и офирская принцесса. Начало, можно сказать, классическое, но развязка ускользает из памяти, подменяя себя какой-то другой, совсем не смешной. Впрочем, анекдот мог прозвучать получше из уст других очевидцев, и Филипп собирался так или иначе услышать его и сравнить разные версии, чтобы составить наиболее полную картину, но лишь тогда, когда подготовит для нее холст: собственными глазами увидит то, что может увидеть. В самую первую очередь - место, ставшее могилой Жоржу Артуа. Место, которое неплохо знала юная дочь короля Асбьорна.
- Подземелья под храмом, лес, населенный монстрами, - какими еще познаниями вы удивите меня, Асдис?
Что-то определенно не сходилось. Или наоборот, сходилось слишком уж хорошо и гладко для совпадения. Жрец собирает травы в безопасной части, и именно в этой безопасной части чудовища атакуют. Филипп на всякий случай повторил про себя имя, запоминая, чтобы позже послушать еще и его версию событий, обещавшую быть особенно интересной. А потом всмотрелся в лицо принцессы, насколько это позволял свет факела, пытаясь понять, уж не почудилась ли ему в ее голосе обида. Чем он мог огорчить ее на этот раз, герцог не имел ни малейшего представления, предполагая, что любой человек в здравом уме предпочел бы поскорее разделаться с неминуемыми смертельными опасностями на своем пути жизни в постоянном ожидании. Быть может, конечно, и не следовало бы слишком серьезно относиться к такого рода предсказаниям, но именно это отчего-то прочно засело в памяти, так что Филипп, прекрасно зная, что судьба иногда любит пошутить над теми, кто не желает замечать очевидных знаков, не спешил со своим скепсисом. В конце концов, если для епископа прогулка оказалась фатальной, почему его собственная должны бы оказаться менее опасной? Впрочем, даже это понимание не могло быть причиной игнорировать королевский приказ.
- Колдовство - это ведь не повод жить в постоянном страхе. Иначе это нельзя будет назвать жизнью, не так ли?
Последовать совету, увы, никак не получалось. Надежда на то, что солинский проклятый лес - худшее, с чем придется столкнуться хотя бы до лета, все же теплилась, не желая признавать, что у нее нет ни малейшего шанса. В то, что бродить по пропитанным черным колдовством северным землям будет безопасно, поверить отчего-то не получалось, и ответ принцессы, не обремененный конкретикой, душевному равновесию и умиротворению тоже не способствовал.
- Вы знаете, что именно убило архиепископа? - Жрец должен был сказать хоть что-нибудь, не мог же и он отделаться туманным определением "тварь из леса". - Я могу припомнить все старые сказки про тварей из бездны и представить себе что угодно, но хотелось бы чего-нибудь более достоверного, чем мое богатое воображение.
Маршал не стал спорить насчет необходимости перестроиться и нагнал Асдис на тропе, радуясь пока хотя бы тому, что она достаточно широка, чтобы идти плечо к плечу. Правила поведения в чертовом лесу были строже брейвайнского придворного этикета, того самого, который Филипп с большим удовольствием регулярно нарушал. Часть из них, впрочем, была вполне разумна, но все остальное вызывало некоторые сомнения. Герцог прихлопнул комара на щеке и задумался над тем, стоит ли беспокоить принцессу и неразговорчивого жреца этим ранением. К сожалению, гнусь была не единственной проблемой поиска Артуа в ночном лесу, которые слишком уж походили на поиски черной кошки в темной комнате. Факел освещал лишь тропу на пару шагов вперед и ближайшие стволы деревьев. И, лучше всего, их небольшой отряд, который наверняка заметен был за милю.
- Думаете, пока никто не ранен, они не знают, что мы здесь?
Он все же заговорил тише, не столько из наивной веры, что это убережет от недовольных поздним вторжением обитателей, сколько оттого, что есть такие места, в которых хочешь-не хочешь, перейдешь на полушепот, и эгдорасский лес определенно был из их породы. В ответ раздался вой. Долгий, протяжный, очень задушевный. Перспектива быть сожранным самым обычным зверем, даже если он гордо красуется на гербе солинских принцесс, привлекала Филиппа ничуть не больше, чем возможность разделить судьбу первого министра.
- Похоже, твари, кем бы они ни были, не распугали волков. Как считаете, сильно ли ваша кузина могла углубиться в лес, заслушавшись проповедями его высокопреосвященства?

0

110

Было ли у принцессы, чем удивить брейвайнского маршала? Безусловно, да. Однако настроение почему-то совершенно не располагало не то, что к тому, чтобы фокусничать, в очередной раз призывая тени, но и даже к тому, чтобы вести светские беседы. Филипп и так, кажется, слышал из ее уст многое – вполне вероятно, даже слишком, и ничуть не стеснялся ей это припоминать, даже несмотря на то, что на этот раз они были не одни. На упоминании подземелий обернулся жрец, бросая на принцессу непонимающий взгляд, но Асдис только отрицательно покачала головой.
– Если я начну предупреждать заранее, то это перестанет быть удивительным, не так ли? Не переживайте, вам понравится, – хмыкнула принцесса, оборачиваясь к крепко задумавшемуся Филиппу. О чем он размышлял? Вариантов была масса, начиная от того, с какой целью Артуа и офирская принцесса вообще прибыли в зачарованный лес, заканчивая тем, не было ли нападение на его не слишком приятное святейшество запланированной акцией. Узнавать, какой из вариантов был маршалу более по душе отчего-то не хотелось. Может быть потому, что Асдис предполагала, что брейвайнцы ухватятся за любую возможность обвинить во всём Солин? В любом случае, выслушивать подобные подозрения не хотелось бы ни от кого, тем более от принца, портить собственное мнение о котором совершенно не входило в ее планы.

Именно поэтому, пока Филипп размышлял над ее коротким рассказом, принцесса полностью погрузилась в себя. Как бы там ни было, тело архиепископа, если это только было возможно, следовало всё же найти из банального уважения к человеческой жизни. В Солине привыкли обеспечивать надлежащее погребение даже врагам, а уж когда погибшим был близкий друг заграничного короля, искать спустя рукава не собирался никто. Шестое чувство редко обманывало Асдис, и она предполагала, что тело действительно получится найти, неизвестно только, каких жертв эти поиски могут стоить. Из отрешенного состояния ее вывел только вопрос маршала о природе существ, погубивших Жоржа.
– Драугры, – коротко ответила она, но потом задумалась над тем, что не может быть уверена в том, что брейвайнские старые сказки повествовали обо всех северных чудовищах достаточно полно. – Это живые мертвецы, которые столетиями вынуждены служить лесу в качестве стражи. Огромные и нечеловечески сильные. Впрочем, если удастся располовинить такого мечом, то на какое-то время он станет не опасен. Еще лучше – отрубить голову и сжечь тело или дождаться жреца, который может мертвяка успокоить.
Короткая лекция о том, как защищаться от живых мертвецов, могла быть полезной в том случае, если и Филипп, и его юный друг, слушали ее с достаточным вниманием, в чем она не могла быть точно уверена. Асдис все еще чувствовала себя неуютно от того, что не сможет спокойно колдовать так, чтобы не демонстрировать свои способности брейвайнцам, и это делало ее поведение слегка нервным. Почему Эйнар предложил именно такое распределение было вполне понятно – это исключало лишние вопросы и позволяло западному королевству иметь в каждой группе хотя бы одного наблюдателя, который бы смог подтвердить, что поиски проходили именно так, как обещали королю Луи, но легче от этого всего не становилось ни капли.
– Но ожившие старые сказки из вашего воображения будут не лишними, Ваше Высочество. Пожалуй, будет неудивительным встретить здесь их героев и, как бы странно это ни звучало, часто именно старые сказки подсказывают самый подходящий способ от тварей избавиться. Вы взяли с собой меч Святого Филиппа?
Вопрос был, впрочем, скорее философским, потому что знакомую рукоять Асдис увидела еще до того, как они зашли в лес. От меча всё также фонило магией, но что именно он умеет, она понять не могла никак – уж очень старым и прочно въевшимся в металл было колдовство. Но раз уж сегодня принц решил воспользоваться наградным оружием, ей могла представиться возможность увидеть действие артефакта своими глазами – шанса спросить у Филиппа когда-нибудь потом может и не быть.

– Знают, всегда знают, но представьте, сколько нас сегодня в лесу, а запах крови привлечет внимание именно к нам, – а еще твари, даже те, которых можно было назвать знакомым, прикормленным злом, чувствуя кровь впадали в бешенство, и это делало их в разы сильнее. О последнем, впрочем, Асдис решила принцу и графу не рассказывать, чтобы не превращать их поход в вечер пугающих легенд – лишние нервы здесь были ни к чему.
Услышав волчий вой, принцесса поежилась. Если уж в этом лесу и водились волки, то, вероятнее всего, не самые обычные. Однако Клинт, на которого она оглянулась в поисках поддержки, кажется, задумался совсем не о том, как уберечь их группу еще и от хищников.
– Принцесса! Ловите, – поймать что-то в темноте было задачей нетривиальной, особенно когда бросал жрец через голову следовавшего впереди него графа, но чудом Асдис всё же успела понять, что происходит и справилась, так что меньше, чем через секунду, в ее руках приятно пульсировала чуть тёплая металлическая подвеска в виде, неожиданно, именно волчьей головы. – Поможет в поиске.
Задавать лишних вопросов и интересоваться, оставил ли Клинт что-то для себя, принцесса не стала, безмолвно вешая подвеску на шею. В конце концов, именно она несколько минут назад советовала всем лишний раз со жрецом не спорить, и нарушать это провозглашенное правило казалось неуважительным. Если он считает, что так будет правильно, значит так считают Боги.
– Помните я рассказывала вам о том, что в храмовых подземельях можно заблудиться, несмотря на то, что там не так много коридоров? Этот лес – живой. Вам может показаться, что вы не прошли и сотни шагов вглубь при том, а выйдете вы при этом к старому капищу в самой чаще.

Асдис собиралась продолжить объяснения, однако ее неожиданно прервал шорох и еле слышный глухой рык впереди. Голова волка с каждым шагом все сильнее пульсировала, недвусмысленно намекая на то, что избежать опасности, очевидно, не получится. Принцесса сжала подвеску до побелевших костяшек пальцев, свободной рукой касаясь локтя Филиппа, чтобы привлечь его внимание.
– Там что-то есть, что-то, кроме зверя, – зверя или того, кто мог бы им показаться. – Возможно, именно то, что мы ищем.
Если она правильно понимала, то амулет должен был быть зачарован не просто на поиск, а на обнаружение совсем свежих тел. Быть может, им действительно так повезло, что они найдут останки епископа совсем близко к опушке?
За спиной, тем временем, тоже послышалась какая-то возня, поначалу больше напомнившая шум листьев, вызванный сильным порывом ветра, однако потом за шумом последовал лязг стали и чьи-то приглушенные ругательства.

0

111

Обычно Филипп лишь приветствовал желание юных леди удивить его. Пусть это удавалось далеко не всем, у Асдис - он был абсолютно уверен - были неплохие шансы, учитывая начало их недолгого знакомства, да и его продолжение. И все же он надеялся, что это произойдет не здесь и не сейчас. Это время и это место очень уж просили об отсутствии любых лишних неожиданностей. Здесь определенно хватало и своих собственных.
- На какое-то время... - невольно повторил герцог, но усомниться в словах принцессы не получалось. В самом деле, что может потерять мертвец от того, что его разрубят мечом, кроме некоторой маневренности? Филипп уже видел это на южных границах, почему же здесь должно было быть иначе? - Мне казалось, вы не поверили в подвиги сэра Осборна. А оказывается, для вас это обыденность.
Принц указал вопросительным взглядом в сторону замыкающего. Если жрец шел с ними, значит, он должен быть как раз из тех, кто мог успокоить сожженного драугра с отрезанной головой, но уточнить, на всякий случай, не мешало. Он сам, разумеется, считал, что единственный верный способ навсегда избавиться от этой нечисти - огонь в сочетании с не менее пламенной молитвой Единому, причем не на одного поверженного мертвеца, а на весь лес сразу, но сегодня была не лучшая ночь для подвигов во имя веры. Найти бы тело и вернуться в замок, и, пожалуй, даже историй потом об этом не рассказывать. Некоторым событиям лучше позволить раствориться в небытии.
На вопрос Асдис о мече он только кивнул: рукоять давно уже грела ладонь своим живым теплом. Использовать священные артефакты без благословения было не самой лучшей идеей, но легендарному оружию место в битве с легендарным злом, а лес Эгдораса, что бы в его защиту ни говорила Асдис, вполне мог таковым считаться. Хотя даже она, кажется, уже не так добродушно была настроена в отношении этого места, как еще два дня назад.
- Вы уверены, что к утру в замок вернутся не все, не так ли? И вопрос только в том, кто именно останется здесь навсегда?
В этом было что-то неправильное. Что-то от обреченного на поражения боя ради успеха военной кампании. Того, предчувствуя который, солдаты пишут прощальные письма, а кто не умеет, просит командира передать домой что-нибудь в память о себе. И, конечно, каждый из тех, кто сунулся ночью в проклятый лес, готов был к смерти, и конечно, каждый из них надеялся выжить, быть может, как раз сейчас вознося свои незамысловвтые молитвы о возвращении. Говорят ли им местные проводники то же самое, что говорил сейчас жрец? Или тоже предпочитают накормить тварей чужой кровью? Как бы то ни было, едиественное, что мог сделать Филипп сейчас - это поскорее выполнить возложенную на них задачу, чтобы уменьшить количество жертв, насколько это возможно. Если это вообще было возможно в лесу, который может направить все поисковые группы по одной и той же тропе, далекой от мест прогулок епископа и офирской принцессы.
- Знаете какой-нибудь несложный способ выйти из чащи, если заблудиться все же случится?
Разумеется, главным образом герцог рассчитывал на молитву и силу божественного благословения, однако же никогда не помешает иметь запасной вариант, просто для того, чтобы лишний раз не беспокоить Единого тем, с чем справиться - вполне в человеческих силах.
Однако Асдис не спешила отвечать, прислушиваясь вовсе не к вопросу, а к чему-то впереди и всего в шаге от тропы. Перебрав в памяти озвученные недавно правила, маршал не смог вспомнить ни  одного, которое бы запрещало сходить с дороги, и даже если сомнения в разумности такого шага оставались, они сдали позиции сразу, как только принцесса по каким-то ей одной прнятным приметам поняла, что идти надо именно в том направлении.
Филипп кивнул и жестом приказал девушке держаться за спиной. Поднял меч и приготовился шагнуть в темноту, как раз когда за спиной послышался звук борьбы. Он обернулся, всего на секунду. Обернулся, чтобы увидеть, что Безье не растерялся и уже проткнул мечом что-то большое и неоправданно быстрое. Обернулся - все совершают ошибки.
Мгновения хватило для того, чтобы потерять преимущество неожиданности, если о нем вообще можно говорить, выходя на поиски неизвестного, не зная, от чего придется защищаться и при этом постоянно оставаясь на виду. Резкий порыв ветра прошелся по низко нависшим ветвям деревьев, смыкая их за спиной, а затем по земле, подхватывая мертвые листья и снег, бросая их на тропу, заставляя ту исчезнуть прямо под ногами. Какая-то тень метнулась в сторону принцессы, Филипп шагнул вперед и долго не раздумывая наотмашь ударил мечом, не слишком веря, что располовинить тварь, была ли она драугром или просто рысью, посчитавшей людей легкой добычей, одним ударом возможно. Но меч как будто сам летел в бой и собирался во что бы то ни стало, добыть крови до того, как вернется в ножны, и оставалось лишь действовать с ним заодно, прорубив, если это понадобится, дорогу к цели сквозь колдовскую тьму.

0

112

Разумеется, она не поверила в подвиги сэра Осборна. Не поверила до такой степени, что в тот же вечер, перешагнув собственную гордость, предубеждение к Ловдунгам и одним Богам известно, что еще, поспешила просить нового солинского короля об аудиенции. Не поверила. Только до сих пор не могла выбросить из головы колдуна, который, поддерживая жизнь в мертвых птицах и огромном драконьем мороке не испытывает, как казалось по рассказам, вовсе никаких трудностей. Асдис тряхнула головой, отгоняя воспоминания – вспоминать в этом лесу чёрных колдунов никогда не было хорошей приметой, даже если сама ты отнюдь не светлая целительница и, вздохнув, попыталась всё же объяснить свою позицию Филиппу, раз уж это так его интересовало.
– Дело не в том, поверила ли я во всё, о чем вы и сэр Гаррет рассказывали, Ваше Высочество. Вопрос скорее, – она замялась, подбирая подходящее слово, и даже попыталась оглянуться в поисках поддержки на Клинта, но тот помочь просто не мог. – В величине проблемы. То, о чем вы говорили – очень и очень много для одного колдуна. И я боюсь даже предположить, что может произойти с теми, кому не повезет столкнуться с несколькими такими. И вас, и офирских гвардейцев, очевидно, заботливо берегут Высшие Силы.

А Силы не берегли никого просто так – это значило лишь, что и у принца, и у его соратников, было другое предназначение, и их вели к нему Боги, помогая выбраться из любых неурядиц. Оставалось только надеяться, что тем самым предназначением брейвайнского высочества не было оказаться погребенным в чаще зачарованного северного леса вместе с одной не в меру уверенной себе, во всяком случае, по словам Клинта, принцессой. Асдис коротко кивнула в ответ на вопросительный взгляд Филиппа, ободряюще улыбаясь. Пока с ними подготовленный к подобным кампаниям жрец, им почти ничего не грозит, и это чистая правда. Клинту не составит большого труда обратить в бегство драугров или любых других тварей попроще, если только их нападение не станет для него полной неожиданностью, и это даже успокаивало, если в лесу в это время суток все же можно было быть спокойным.
– Увы, да. Не стоило выходить на поиски ночью, но ваш бр.. Его Величество Луи настоял, и король Эйнар не стал с ним спорить. Поэтому, чем быстрее мы справимся, тем меньше будет жертв.
Да и в целом упомянутое величество практически постоянно выглядело так, будто находится буквально на грани нервного срыва. Практически все верили, но Асдис почему-то все равно казалось, что за этой непримечательной маской брейвайнский правитель прячет что-то еще, и прячет, надо сказать, весьма успешно. Пусть его жалели, на него бросали снисходительные взгляды и как-то почти показательно обходили вниманием – абсолютно каждый его приказ выполнялся неукоснительно, так, дабы только постараться не вызвать гнева. К тому же его, кажется, никто из королей соседних стран не считал и опасным соперником, а человек недооцененный может оказаться в будущем большим сюрпризом для всех.
Впрочем, задумываться о государственных делах для нее было просто... бесполезно? Ее все равно никто не станет слушать, да и, в самом деле, даже при жизни отца вряд ли стал бы. Поэтому оставалось, разве что, ждать, станется ли с западного короля выкинуть что-нибудь неожиданное.

Несложного способа выбраться из чащи Асдис не знала. Да и в целом, когда речь шла о лесах зачарованных, использовать термин «несложный» казалось каким-то кощунственным. На какое-то время задумавшись и перебрав в мыслях варианты ответа, чтобы исключить из них те, которые не могли помочь или успокоить, но могли напугать, таким образом, отбросив практически все, принцесса все же нашлась с ответом.
– Развернуться в сторону обратную той, откуда вы шли и идти назад, никуда не сворачивая, не оглядываясь и не отвлекаясь. И не паниковать – паника только загонит еще дальше и заставит потерять собственный след. Но я думаю, маршал, вы уж точно справитесь с нервами, правда?
Метод, ею предложенный, лежал на поверхности и мало подходил для тех случаев, когда лес намеренно пытался напугать и запутать путника среди своих троп, но спокойствие и уверенность, как бы удивительно это ни звучало, действительно могли помочь даже здесь – лес, как зверь, чувствовал настроение жертвы, и ему могло наскучить играть с тем, кто упорно не поддается на провокации.

Она поддалась на провокацию, когда вслед за принцем поспешила обернуться на шум. Крик застрял где-то на половине пути, так и не сорвавшись с губ: лесу не нравилась шумиха, лесу не нравились незваные гости, лес хотел крови. Асдис видела, как Клинт сходит с тропы и шагает вглубь леса, нараспев зачитывая заклинание, которое ей, из-за невесть откуда взявшегося шума, было просто не расслышать, как с мечом наперевес за ним бросается молодой оруженосец герцога и как за ними резко смыкается стена из деревьев.
Лесу не нравились слишком большие компании. А еще ему не нравились невнимательные принцессы, и он спешил их наказать.
Например, появлением огромного волка, прыжок которого стал для принцессы такой неожиданностью, что единственное, что она смогла сделать – это отступить назад и сомкнуть пальцы на рукояти кинжал, выпустив все настойчивее привлекающую к себе внимание подвеску. Реакция Филиппа ее спасла – если бы не он, то короткое лезвие, возможно, и спасло бы ее от смерти, но точно не от серьёзной раны. Когда волк, приземлился у ее ног, издавая свой последний, предсмертный хрип, она еще несколько секунд молча смотрела перед собой, не в силах сказать ни слова. Такого с ней здесь раньше не случалось, ведь всегда лес был готов открыть ей свои тропы. Тогда что изменилось? Что она сделала не так на этот раз?
– Варг, – после недолгого молчания выдала принцесса, отводя взгляд от окровавленной морды зверя и обеспокоенно разглядывая герцога. Не ранен, значит, кровь не его – Асдис с видимым облегчением выдохнула.  – И мы ему помешали.
Только теперь она поняла, что всего за минуту или даже меньше лес успел поменять очертания – так, словно они, как сама принцесса и говорила чуть раньше, в одно мгновение перенеслись в другую его часть. Впрочем, возможно, это все был очередной морок. Ладонью постаравшись стереть с лица наваждение, принцесса перешагнула труп зверя, – во всяком случае, она очень надеялась, что это уже труп, – и на негнущихся поначалу ногах пошла вперед, жестом приглашая за собой герцога. Как бы это не прозвучало, но она, может быть, даже слишком сильно надеялась увидеть перед собой останки епископа. Прямо сейчас. И больше не рисковать лесным гостеприимством хотя бы сегодня.
Однако все ее надежды с треском разбились о мертвое женское тело. Асдис остановилась лишь на секунду, а после, сглотнув, отошла в сторону, останавливаясь около места трапезы того самого варга, который теперь валялся неподалеку. Рядом с женщиной лежала открытая холщовая сумка, из которой выглядывал ритуальный нож с искривленной рукоятью, несколько флаконов с жидкостями разных цветов и пара черных восковых свечей. Принцесса нехотя нагнулась над телом, разглядывая руки погибшей. Чисто. Никаких знаков.
– Похоже, что женщина была колдуньей, у нее с собой много ритуальных предметов – заключила она, выпрямляясь и поскорее отводя взгляд от тела. Асдис не боялась мертвецов, но зрелище было, мягко говоря, не из приятных, и к горлу волей-неволей подкатывала легкая тошнота. – Но не из жрецов.

0

113

Дочь Асбьорна говорила о силе колдунов так уверенно, как будто наверняка знала, на что те способны. Впрочем,  она должна была быть лично знакомой не с одним из них, и могла предполагать, однако ее уверенность Филиппу не нравилась. Он пожал плечами и заметил сухо.
- Нетрудно предположить. Авалонские, говорят, могут своим колдовством потопить целый флот. Правда, со времен Великой войны, в том море не погибла ни одна флотилия, так что даже не представляю, с чего они это взяли.
Даже на его собственный взгляд, вышло как-то слишком уж нарочито. Для того, чтобы уверить других в том, что никакое колдовство не в состоянии остановить его и, тем более, вселить страх в его сердце, стоило бы для начала самому в это поверить. Но магия все еще оставалась для Филиппа оружием грязным, непонятным, таким, против которого не было щита, кроме веры, а вера помогала, в основном, тем, что позволяла считать каждое поражение волей Единого. Не следовало бы задумываться об этом незадолго до начала амидской кампании, но Асдис, лес, весь Солин искушали его, подвергая все новым и новым испытаниям его готовность вручить свою судьбу в милостливые руки Создателя.
- Однако же так или иначе мне придется выяснить это на деле, - маршал заставил себя улыбнуться принцессе прежде чем сменить тему. - Кажется, мы договаривались послать в бездну формальности, Асдис, так что оставим "высочеств" для более подходящего случая.
Этот призыв принцесса истолковала очень свободно, не постеснявшись раскритиковать приказ Луи. Справедливо раскритиковать, надо сказать, и все же это было весьма неожиданно. Интересно, что бы на это сказал брат, выскажи Асдис это ему в лицо.
- Вы правы. Но отложили бы вы поиски, если бы речь шла о вашем друге?
Защищать решения короля было еще более необычно, чем выслушивать их критику, но сейчас Филипп мог понять мотивы, ведущие брата, пусть и не одобрить их. Жорж Артуа обладал удивительным даром настраивать против себя даже тех людей, кому до него вообще не должно было быть дела,  но, герцог был уверен, что каждый из брейвайнцев, которым этой ночью пришлось ходить по проклятым тропам, и те, кому не суждено было с них сойти, сочли бы предательством, будь поиски отложены до утра, а тело епископа оставлено на милость отродий бездны.
Чтобы выйти из леса, надо повернуться и идти той же дорогой, которой в него забрел. Совет больше всего походил на злую насмешку, но герцог только усмехнулся, понимая, что вполне заслужил ее. Своими неуместными страхами, своим преступным унынием и наивной верой в пугающие северные сказки, будь они хоть трижды правдой.
- Поверьте, ночные прогулки по лесу, пусть даже про... зачарованному, в компании красивой женщины - не худшее, что со мной случалось. Уверен, смогу держать себя в руках.
Что ж, судьбе было угодно очень скоро проверить это самоуверенное заявление. Тень, напавшая на принцессу оказалась вовсе не тенью, а более чем материальным зверем. Волком, - хотелось бы сказать, но волком это не было, отличия были заметны даже в неверном свете факелов. Огромная туша, которая неподвижно лежала теперь у ног принцессы с перерубленным хребтом, почти черная шерсть, морда, похожая одновременно и на вольчью, и на морду дикой свинньи, уродство, странным образом объединившее в себе черты геральдических зверей двух враждующих династий. Невольно всплыли в памяти слова принцессы о том, что лес был не более чем отражением бед, в которых погрязло королевство. Знамение, но не божественное, бог в милосердии своем не может адресовать людям такие послания. Знак шестерых. Только это понимание ничуть не приближало ни к цели, ни к знанию, как обезопасить себя от порождений тьмы.
- Одиночка? Или ждать стаю?
Герцог пнул окровавленную морду носком сапога, уверяясь, что тварь совершенно мертва, и шагнул глубже в лес. Тропы теперь не было, идти приходилось наугад, продираясь через веками падавшие на землю обломанные ветви и стволы деревьев, покрытые буроватым мхом, которые цепляли за одежду, как высохшие крючковатые старческие пальцы, пытались остановить. И все же что-то подсказало, что это к лучшему, что как раз заботливо утоптанной тропе доверять и не стоило.
Она лежала чуть поодаль, совсем немолодая, некрасивая, со сбитыми клоком волосами и разодраным горлом. Впрочем, не только горлом: звери, видимо, даже такие звери, не убивают просто так. Это была охота, и она стала добычей. И взгляд невольно задерживался не на сумке, не на изрезанных неровными знаками руках, а на распоротом клыками животе женщины.
- Взываю к тебе, Единый, прости нам наши прегрешения, избавь от пламени бездны и приведи к себе все души, особенно те, которые более всего нуждаются в Твоём милосердии.
Первые слова молитвы вырвались сами собой, тихо, на родном языке, на котором и приходилось раньше читать их над павшими товарищами. Эта женщина была ведьмой и язычницей, но она была творением Создателя, ее сердце еще несколько часов назад гнало по телу живую кровь, а значит в необъявленной войне против тварей бездны она была на стороне людей.
- Вечный покой даруй ей, Создатель, прими в свои объятия и, - дальше следовали слова о возрождении к новой жизни, но они застряли у герцога в горле, стоило вспомнить рассказы о том, какую именно новую жизнь получают мертвецы в лесу, - и да сияет для нее твой свет вечный.
Краткая молитва, не длиннее тех, которые читают во время короткой передышки в бою, не обделяя ни одного из погибших словами спасения, отпуская их души на волю и освобождая от земных тягот для встречи с Единым. Филипп поднял факел, и мертвое тело опять потонуло в живой лесной тьме.
- Кто-нибудь из вышедших в поиск? Нельзя оставлять ее. Оказать последнее милосердие - наш долг. Мы должны ее, - сжечь, конечно, именно так поступали с мертвыми колдунами, чтобы колдовство, пожравшее их души и поселившееся в их телах, не позволило им восстать. Филипп посмотрел на Асдис, и покачал головой, понимая, что скажет совсем другое, - похоронить

0

114

Реакция у брейвайнского принца была такая, будто он только что съел что-то кислое, но упорно старался не потерять лицо. Гадать, впрочем, что ему так не понравилось, долго не пришлось: о колдунах Филипп говорил с совершенно особым выражением, означающим не то «Я не верю во всю эту чушь», не то «Ничего эти ваши колдуны не умеют». И то, и другое было могло бы быть обидным, если бы не было настолько ожидаемым.
– Целый флот? Так правда говорят? Держу пари, колдунам с Авалона это польстило бы, – принцесса мягко улыбнулась. – Однако я о таком масштабном колдовстве читала лишь в старых легендах. Однако черная магия запрещена не просто так, нашим жрецам не раз приходилось сталкиваться с ее последствиями, и они и вправду разрушительны.
Если бы Асдис спросили, стоит ли запрещать тёмное колдовство, она не задумываясь ответила бы согласием. Если бы ее спросили, что полезнее ли оно во время военных действий, она тоже не смогла бы поспорить. И дело тут было, пожалуй, даже не в двойных стандартах, хотя без них, очевидно, не обошлось, а в выборе. Она как никто другой знала, насколько опасным и разрушительным может быть черная магия, но вместе с тем она, пожалуй, не знала ничего эффективнее. Дорога тьмы была короче и на первый взгляд казалась как будто бы легче, пусть каждый шаг по ней и стоил десятка на другой.

– Проверить? – Асдис на секунду замерла в растерянности, но потом к ней пришло понимание. – Вы говорите об амидской кампании, не так ли? Вы... Филипп, вы сами поведете туда войска? Вполне возможно, я лезу не в свое дело, и я заранее прошу простить мне моё излишнее любопытство, но мне правда кажется это важным.
Вопрос, быть может, был глупым, ведь теперь, когда она от дяди знала о близости военного похода, недавнее назначение Филиппа Блуа первым маршалом говорило само за себя, однако Асдис не могла взять в толк одного. Разве может так рисковать собой единственный брат слабого и болезненного короля, у которого нет даже наследника. Да, пожалуй, ситуация в западном королевстве была далека от династического кризиса, но тем не менее. Король Луи был готов пожертвовать своим братом, с легкой руки лишив Брейвайн запасного варианта?
Впрочем, сегодня это уже не казалось таким уж удивительным, ведь даже в этой, очевидно, не самой безопасной прогулке королевский брат участвовал, а сам король...
– Сложно сказать. Я, к счастью, не король, и мое решение отправиться на поиски не подвергло бы опасности большое число людей. В какой-то степени я понимаю Его Величество, но архиепископ мертв, и вслед за ним могут отправиться другие, те, кто смерти тоже не заслужил.

Странно было это осознавать, но тёмная лесная чаща, в какой-то степени, даже придавала ей смелости, заставляя хотя бы частично отказаться от отполированного до блеска дворцового облика с заученными ужимками и ничего не значащими улыбками. Зачарованный лес на то и был зачарованным, что действовал на людей каким-то почти магическим образом: вытаскивая что-то настоящее, правду, тягостные мысли и страхи. Из кого-то медленно, а из кого-то рывками, выворачивая наизнанку. Ей бы хотелось, может быть, вглядеться повнимательнее в лицо герцога, попытаться понять, что же делает лес с ним, но на это совершенно не было времени. Сам Филипп, впрочем, находил время даже на комплименты, услышав которые Асдис тихо рассмеялась.
– А что же худшее? Подобные прогулки в компании женщины некрасивой? И часто вам приходится подобное практиковать?
Асдис не считала себя красивой. На фоне сестёр или кузин, очарование которых, кажется, всегда отмечали чуть чаще и, быть может, даже чуть более искренне, это было банально трудно, да и она предпочитала выделяться, все же, другими своими качествами. В этой связи такие мимолетные замечания принца должны были бы быть пропущены мимо ушей, однако внимание почему-то упорно цеплялось за отдельные слова, так и не доходя до сути, сконцентрироваться на которой, впрочем, было слегка сложновато, когда на тебя нападали.

Варги в зачарованном лесу не сбивались в стаи. Во всяком случае, принцессе казалось, что она в этом практически уверена, и убеждать себя в обратном совершенно не хотелось. Задумчиво покачав головой и все еще косясь на неподвижное тело зверя, Асдис попыталась вспомнить, когда в последний раз слышала о том, что именно эти твари подбираются так близко к опушке, и не могла.
– Нет, не думаю. Кажется, они не любят делиться.
Лес, определённо, бушевал, и с этим необходимо было что-то делать, но как сказать это Ловдунгам, когда даже всегда предпочитали говорить Бьорн или, во всяком случае, Реджина, она не знала, и пока медлила ситуация, похоже стала критической. Что ж, об этом стоило подумать еще раз, если она, конечно сегодня вернётся в замок живой.

Молитва, которую начал читать брейвайнский принц, остановившись у тела колдуньи, - скорее ведьмы, Асдис в таких вещах, увы, не ошибалась, – звучала, казалось, еще более неуместно, чем все их беседы здесь, посреди леса, который сам Филипп считал проклятым и в адрес которого, очевидно, на самом деле сегодня посыплется немало проклятий. Но даже она была многим лучше глухого молчания. Даже врагов принято было провожать к Богам молитвой, и пусть дорога разорванной варгом женщины явно пролегала не через райские кущи Единого, найти в себе сил маршала прервать принцесса так и не нашла. Странно. Странно, странно, странно – также, как все вокруг, как вся эта коронация, начавшаяся с вероломно похищенного с капища камня, как впервые встретившийся ей в подземелье тролль, как Бьорн, до сих пор лежащий в постели, как постоянные случайные или не слишком встречи с Филиппом, как... всё. Что-то шло не так, но она никак не могла понять, что именно, и к чему всё это ведёт.
– Нет, я не помню ее при дворе, думаю, она из ближайшей деревни. И мы не можем её похоронить, Филипп – Асдис подошла к герцогу ближе, но взгляд перевела на тело. – На это есть несколько причин. Во-первых, нам, очевидно, нечем раскапывать здесь могилу, если вы, конечно, не считаете священную реликвию подходящей для такого случая. Вторая же причина – это то, что высшим милосердием сейчас будет сжечь тело. Даже не потому, что таковы традиции нашего народа, просто участь живого мертвеца – это самое ужасное наказание, и я не хотела бы позволять подвергать кого-то ему по моему допущению. Пожалуйста.
Последняя просьба вырвалась как-то сама собой, будто бы принц мог упереться и не послушать ее, а она в такой ситуации не смогла бы опустить факел на труп сама. Но ей почему-то слишком жгуче хотелось, чтобы Филипп понял, наконец, где находится, и от каких правил отступаться нельзя. Он может остаться здесь один, а разных ситуациях: если лес решит разделить не только четверку, но и пару, заставляя каждого идти в одиночку, или если... Нет, о втором варианте принцесса старалась не думать даже сейчас, когда внезапно поняла, что прежнее чувство безопасности, которое она когда-то испытывала, заходя в лес, этой ночью просто-напросто улетучилось
– Подвеска, которую успел передать мне жрец – очевидно, амулет, помогающий найти свежие тела, поэтому он вывел нас к телу этой женщины. Я думаю, что, если мы продолжим поиски, у нас есть шанс обнаружить останки епископа, которые ваш брат смог бы похоронить согласно всем обычаям. Но идти придётся вдвоем – боюсь, что на вашего оруженосца и на Клинта мы теперь сможем наткнуться разве что случайно. Надеюсь с ними, – Асдис поджала губы и тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли. – Все в порядке.

Поводив факелом по сторонам, принцесса обнаружила, что небольшая полянка, если ее можно было так назвать, с лежащим на ней телом, оказалась своеобразной развилкой, от которой вперед вели всего два достаточно удобных для того, чтобы пройти, не продираясь через колючие ветки, пути. Выбор никогда не был сильной стороной принцессы, а волчий медальон вместе с ведьминской интуицией упорно молчали, но и стоять на месте так долго было просто нельзя – на запах крови совсем скоро могли собраться уже другие порождения зачарованного леса, встреча с которыми могла быть не так удачна.
– Может быть, туда? – наугад кивнув в сторону одного из путей, Асдис снова развернулась к маршалу.

0

115

Темное колдовство было, пожалуй худшей темой для обсуждений в этом лесу, даже несмотря на то, что принцесса, кажется, куда более скептически, чем сам Филипп, оценивала возможности чернокнижников. И это могло бы успокаивать, должно было успокаивать, но... почему-то ничуть не успокаивало. Он не ответил, только плечами пожал, зато ответил лес, сначала шумом, как будто от резкого порыва ветра, которого, конечно, и в помине не было, а потом далеким протяжным криком какой-то ночной птицы, который на излете куда больше напомнил человеческий и резко оборвался хрипом. Маршал невольно обернулся в ту сторону, откуда доносился звук, но что ему оставалось, кроме как вспоминать наставления принцессы и верить, что это преддверие бездны, которое лишь по недоразумению приняло вид леса, просто насмехается над ними и над магией, о которой они говорят. Не потому ли, что та магия, которая досталась людям, сама была лишь насмешкой, лишь погремушкой в руках младенца, а настоящая... Нет, ее и упоминать не стоило. Лучше уж говорить о собственной предсказанной мимолетом смерти.
- Разумеется, Асдис, я сам поведу свои войска. Вас это удивляет? Странно, мне казалось, ваш отец, даже будучи королем, не имел привычки отсиживаться в столице, когда его армии шли в бой. А я, как вы успели заметить, не король. Думаю, теперь вы понимаете, почему меня не слишком насторожили ваши слова о смертельной опасности в самое ближайшее время.
Пусть предсказание то и было больше всего похоже на игру, кое в чем оно недалеко ушло от истины. Пару дней назад Филипп решил, что дело в простом совпадении и прозорливости: обещать опасность солдату, какими бы титулами и званиями он ни был наделен, - дело верное. Но теперь становилось ясно, что дело вовсе не в этом простом расчете, и даже не в удаче. Асдис знала, о чем говорит. И сам этот факт придавал ее словам вес, а предсказанным опасностям - осязаемость. Если о планах похода известно уже юной северной принцессе  то можно быть уверенным, что южных полководцев эта информация долетит на крыльях ветра, и начало зимы в Солине отнюдь не радовало штилем. Поэтому и вопрос, наверно, прозвучал резче, чем герцог хотел бы.
- Откуда вы знаете о кампании?
И как много она знает, тоже следовало бы выяснить. Единственное, что вселяло большую или меньшую уверенность, так это понимание того, что все стратегии и тактики он все еще держал лишь в своей голове, не доверяя их, ни людям, ни бумаге. Более того, собирался поступать так и впредь так долго, как сможет, лучше всего - до самой победы, чего бы она ни стоила. О поражении маршал задумываться не собирался: с поражением будет проще, и достанется оно не ему, как не ему придется расхлебывать последствия своих ошибок.
- Да, Асдис, архиепископ мертв. Но ведь мы здесь не ради Жоржа Артуа.
Не ради человека, будь он подонком или непонятым святым. Ради чего тогда? Дружбы? Веры? Национальной гордости? Ради всего этого и одновременно совершенно иного. Чего-то большего, чему Филипп, как ни пытался, не мог дать имени. До сих пор он был уверен, что все это понятно и без объяснений, но ее высочество, похоже, всерьез поставила себе цель поставить маршала в тупик. Ее следующий вопрос неплохо приблизил девушку к этой самой цели, хотя, быть может, вообще не был создан для того, чтобы отвечать на него.
- Худшее... - маршал опять пожал плечами, считая совершенно очевидным, что может быть хуже и смерти, и даже уединенных ночных променадов с каким-нибудь пугалом. И все же добавил. - Намного хуже ожидать результатов боя, не принимая в нем участия.
Сегодня, слава Единому, это герцогу точно не грозило. Луи не давал однозначных распоряжений о том, должен ли его брат лично идти на поиски: быть может ему просто было не до того, а может потому что не хотел брать на свои плечи ответственность за возможные последствия, прекрасно понимая, какое решение примет Филипп без его указаний на свой собственный страх и риск. И оставалось лишь благодарить его за это - маршал даже вообразить не мог, как бы смотрел в глаза всем этим людям, зная, что солинская принцесса рисковала жизнью, а то и лежала бы на этом буреломе с порванным горлом, так же как деревенская ведьма, пока он сам отсиживался за толстыми стенами замка.
Он все еще смотрел на труп, когда Асдис спокойно говорила о том, что он и сам понимал, или мог бы понять. Никаких похорон не будет. То, что тело все же придется сжечь, едва не заставило его вздохнуть с облегчением, но неуместный порыв герцог все же подавил, опять лишь кивнув в ответ на ее слова. Смешно: принцесса говорила с ним, как хороший ментор, пожалуй, разговаривал бы со слегка тугоумным учеником, разъясняя очевидные истины вновь и вновь, но даже это не заставило его испытывать злость или раздражение. Может быть, оттого, что примерно таким учеником Филипп себя сейчас чувствовал.
- С ними все в порядке, - он с усилием провел по лбу тыльной стороной ладони, в которой держал меч, то ли стирая выступивший пот, то ли заставляя себя наконец собраться. - Этот юноша не так бестолков, каким кажется на первый взгляд.
Решить, что ведьме полагается костер, было куда как проще, чем воплотить решение в жизнь. Дерева вокруг было хоть отбавляй, и оно было смолистым, но насквозь сырым , так что наивно было думать, что займется легко. Из мешка, который он нес за спиной, Филипп извлек емкость с маслом, предназначавшимся для факелов. Масла было немного, а покойница - не такая уж и маленькая, так что уже горящие и в самом деле придется беречь ничуть не с меньшим усердием, чем оружие. Валежник разгорался неохотно, и только убедившись, что наскоро собранный погребальный костер не погаснет, герцог, пробормотав еще пару строк молитв - то ли за колдунью, то ли за себя и Асдис - наконец отошел от поляны и стелящегося по ней зловонного дыма.
Выбирать дорогу из двух совершенно одинаково неприглядных он оставил принцессе и ее медальону, и хоть былой уверенности в ее голосе не слышалось, Асдис не предложила повернуть назад, за что он был ей благодарен. Выбранный путь казался ничем не хуже другого, так что, не тратя слов, в очередной раз кивнув, он пошел вперед.
Филипп не был уверен, как долго они шли. Определять время по звездному небу он не умел, да и едва ли это помогло бы: ни клочка неба, ни единой звезды не было видно, и даже вершины елей тонули то ли в высоком тумане, то ли в нависшем прямо над головой облаке. Ему показалось, что прошло не меньше четверти часа, когда в голову вдруг пришла мысль, что драугам вовсе не обязательно ходить по натоптанным тропам и здесь же оставлять  добычу. Он хотел поделиться этим с принцессой, но уже в следующее мгновение его внимание привлекло движение сбоку от тропы. То, что Филипп  сначала принял за светящиеся гнилушки, дрогнуло и медленно поплыло вперед. И, как будто это был знак, тут же один за другим десятки других огоньков вспыхнули, указывая тот самый путь по которому они шли. Не надо было быть северянином, чтобы понять, что это может означать: ни в одной из сказок всех трех королевств блуждающие огни никогда не вели путников ни к чему хорошему. Герцог остановился и осмотрелся, желая найти другую дорогу, но с одной стороны от тропы все так же были густые еловые заросли, а с другой можно было рассмотреть лишь крутой склон какого-то оврага.
- Что скажете, Асдис? Не похоже, что нам оставляют выбор? Но хотя бы приветствуют по всем правилам гостеприимства.

0

116

Ее отец не имел привычки отсиживаться в столице. Не имел привычки оставлять в Эгдорасе хотя бы одного из сыновей. Не имел привычки бояться боя. И за эту свою смелость от заплатил сполна – не только своей жизнью, но и благополучием всей своей династии. Однако объяснять что-то Филиппу она не имела права, да и сейчас это было бы бесполезным, Асдис слишком хорошо знала эту непробиваемую уверенность, когда каждое твое слово, даже вскользь касающееся войны, будет воспринято с покровительственной усмешкой, будто бы он, твой собеседник, знает что-то большее. Что-то, что неизвестно никому, кроме него самого.
– Согласна, это был глупый вопрос, – произнесла она, сама не замечая, как отрицательно качает головой. – Вы ведь наверняка уже хорошо оценили все риски для себя и для королевства.
Мозаика, тем временем, начинала складываться, и, принц был прав, теперь она понимала, почему он не обратил внимания на ее предупреждения – они просто показались ему слишком очевидными. Воины, почему-то, не слышали или не хотели слышать предсказаний, даже от тех, кто хотел только сберечь их от беды. Брейвайнскому принцу, впрочем, она не обещала ничего конкретного, не могла назвать дат или обстоятельств тех роковых дней, что ждали его впереди, но подозревала что и это вряд ли бы помогло. В случае с ее отцом и братьями ведь не сработало. Филипп, тем временем, продолжал демонстрировать плохо скрываемое напряжение, вызванное ее неосторожным вопросом. Может быть, она сказала что-то лишнее? Осознание пришло слишком поздно, тогда, когда пути назад и возможности ссылаться на простые догадки уже не было.

– У меня есть свои источники, – нарочито серьёзно произнесла Асдис, исподлобья глядя на маршала, но тот был настолько сосредоточен, что, кажется, мог и вправду подумать, что у северной принцессы есть своя сеть тайных агентов, и она не выдержала и тихо рассмеялась. – Вы ведь знаете, что мой дядя – король Офира. Любимый дядя. И он никогда не отказывал мне в ответах на вопросы, особенно, когда дело касается благополучия королевства, которое всегда было мне вторым домом. А то, что планируется поход, было тайной?
Дейрон и вправду всегда отвечал на поставленные вопросы, не делая скидки на возраст племянницы и не отказывая ей в уме, и это, пожалуй, было одной из причин того, что северная принцесса была так сильно к нему привязана. Впрочем, она всегда старалась не лезть не в свое дело, четко осознавая, где информация грозит стать для нее лишней. Возможно, интересоваться амидской кампанией леди ее статуса действительно не престало, однако в этот раз сделать что-то со своим любопытством никак не выходило. Все дело, пожалуй, было в том, что грядущая война с султанатом упорно продолжала казаться чем-то слишком сильно отличным от тех войн, которые она видела и тех, о которых читала в старых летописях. Однако при этом она не понимала, чем вызвано неожиданное беспокойство принца, ведь если он собирается готовить масштабную военную кампанию, то это вряд ли получится держать в тайне. Подготовка войск должна будет начаться, по ее представлениям, совсем скоро, и тогда уже планы Офира и Брейвайна станут очевидны. Или все не так просто?

Что такое ждать результатов боя, не принимая в нем участия, она знала очень хорошо. Возможно, даже лучше, чем сам Филипп, с легкой руки называющий это самым худшим, что с ним случалось. Что же, за маршала можно было порадоваться. Отвечала ему Асдис глядя куда-то в пустоту, рассеянно кивая головой.
– Да. И лишь иногда гораздо хуже эти результаты узнавать.
Лес не был местом для философских размышлений. Может быть, любой другой, по которому можно было прогуливаться, наслаждаясь красотой вечнозеленых деревьев, для таких целей и подходил, но точно не этот, который проклятым открыто называли даже приверженцы Шестерых, что уж говорить о заграничных гостях. И он весьма недвусмысленно намекал слышащимися время от времени завываниями и шорохами о том, что им с Филиппом не стоит так надолго оставаться на одном месте, тратя время на пустые разговоры о том, что может потерять всякий смысл, стоит им только не вернуться с сегодняшних поисков.
Погребальный костер был зажжен, и Асдис несколько секунд зачарованно смотрела на постепенно разгорающееся пламя. Над ведьмой, тёмной ведьмой, прочитали молитву и предали ее костру. Символично, ничего не скажешь. На какую-то долю секунды ей даже почудилось, что рядом храмовник, один из тех, о которых рассказывали среди детей, обучающихся магии, действительно страшные вещи. Наваждение, впрочем, быстро прошло, стоило ей только зажмуриться и, распахнув после глаза, увидеть перед собой Филиппа, который не представлял опасности. Во всяком случае, ей уж очень хотелось верить, что не представлял.

Вперед они шли уже молча, каждый погруженный в какие-то собственные размышления или, возможно, просто в себя. Прежде чем покинуть место погребения ведьмы, Асдис на секунду оглянулась, чтобы увидеть, как тело постепенно проседает вниз, под землю. Завтра здесь не найдут ни следа. Быть может, и тело епископа уже точно также похоронено глубоко под землей солинского зачарованного леса, и их поиски были бы бессмысленны не только завтра днём, при свете зимнего солнца, но и уже сейчас, но думать об этом совершенно не хотелось. Принцесса была уверена, что мрачные мысли только притягивают к тому, кто им поддается, бесчисленное число бед, и здесь, в лесу, это было бы преступным. Поэтому она просто следовала за маршалом, наблюдая за тем, как отражаются на его спине отблески от огня ее факела. Тропинка становилась все уже, а лес всё плотнее, смыкая свои объятья вокруг них. А потом появились огни.
– Мне это не нравится, – Асдис обернулась, подумывая о том, чтобы отказаться от навязываемой лесом игры и просто пойти в обратную сторону, но тропы позади уже не было, только зияющая черными провалами чаща леса. У принцессы вырвался нервный смешок, к таким играм она была не готова. Интересно, кто же из них двоих казался этому зловредному месту настолько подходящим развлечением? Она была готова поспорить, что Клинт и Анри, если они, конечно, живы, избавлены от подобных извращенных шуточек.
– Вы позволите, Филипп?
Не дожидаясь озвученного разрешения, принцесса обогнала маршала и, напряженно вглядываясь в освещенную блуждающими огнями тропинку, зашагала вперед. Тишина леса вдруг стала неестественной, настолько, что Асдис слышала дыхание маршала где-то в нескольких шагах позади. Завораживающее свечение мягко огибало обрыв и сворачивало к чуть более пологом склону, весьма недвусмысленно намекая, что им туда. Нарушать собственные правила и идти следом за огоньками принцессе до боли не хотелось, но медальон на груди начал предательски пульсировать, стоило ей только резко остановиться на месте, где болотники предлагали сойти с тропы.
– Проклятый епископ, – чуть слышно пробормотала она себе под нос, делая небольшой осторожный шаг вперед и продолжая уже громче. – Похоже, наша цель где-то здесь.
Ровно в ту же секунду, как только она занесла ногу для второго шага, что-то когтистое схватило ее за лодыжку и резко потянуло вниз. Выпавший из рук факел с шипением погас, стоило ему коснуться земли, пространство вокруг Асдис на несколько секунд погрузилось во тьму, но потом блуждающие огни вздыбились, поднимаясь выше и следуя за скатывающейся по склону принцессой, которая толком не успела даже вскрикнуть.  Медальон, тем временем, пульсировал все сильнее, сам будто стараясь поскорее дотянуть девушку вниз.

0

117

Асдис вышла вперед и, пожалуй, стоило бы запретить ей это, если бы не понимание бессмысленности такого запрета: ждать нападения лицом к лицу можно было ровно с той же вероятностью, что и со спины: вряд ли твари уважали кодекс чести. И опять они шли дальше молча, но теперь замолчал и лес, погружая все вокруг в ненормальную для живого леса тишину. Не лес - пустая анфилада дворцовых залов, по какому-то недоразумению устланная коврами так, что даже эхо в ней мертво. Мертвы были и огни, угасавшие, стоило лишь сосредоточить на них взгляд, и тут же зажигающиеся в другом месте. Шепот Асдис прозвучал здесь неестественно громко, да что там, кажется даже принадлежавшие им мысли набатом отдавались в звенящей пустоте. С принцессой хотелось согласиться, сказать, что епископ был проклят, оставлен своим богом, а может принесен им же в дар тем, другим, забытым теперь где-то на юге. Мысли теснились в голове, и с каждым мгновением их становилось больше, и они становились все более чужими, как будто эти самые блуждающие огни проникали в череп, тесня привычные и перерождаясь все в новые и новые идеи. Нет, это был не дар - откуп за благодатные земли и легковерных людей, право властвовать над ними в полную силу, но только до поры. Филипп едва ли не физически чувствовал, что его сознание наполнено до предела, наполнено тем, что не могло принадлежать ему, паразитами, живящимися не кровью, как пиявки и клопы, но самой душой. Он опять начал читать молитву, почти беззвучно, одними губами, но священные слова рассыпались прахом, ничуть не помогая, а воздух вокруг сгущался и преобразовывался во что-то, что он пока не мог для себя определить, но совершенно не хотел вдыхать. А еще через секунду это стало наименьшей из проблем.
Факел погас с таким звуком, как будто его сунули в глубокий снег, но темнее не стало. Болотные огни снопом искр метнулись в лицо, а затем устремились вниз по склону. Не утруждая себя больше мыслями и страхами, которые теперь затаились и только ждали удобного мгновения, чтобы вернуться, герцог спрыгнул с тропы, собираясь спуститься к упавшей принцессе, когда земля поехала под ногами, заставляя думать только о том, как держать равновесие.
- Асдис! - он оказался внизу куда быстрее, чем планировал. Найти ее, лежащую на земле в бледном холодном пламени облепивших ее огней, было несложно. Свет, похоже, мешал ей видеть то, что происходило вокруг, и она растерянно оглядывалась по сторонам, но была жива и в сознании, хотя на ее лице красовался ушиб. Филипп вложил меч в ножны на поясе и махнул горящим факелом, отгоняя огни, которые теперь мерно кружились над головами, помог ей подняться. На ногах принцесса стояла уверенно, от боли не стонала, хотя руку, в которой недавно держала факел, невольно берегла. - Вы в порядке? Сможете идти? Позвольте,
Он, как умел, осмотрел руку, чтобы убедиться, что кости целы, и они не подвели, хотя в ответ на каждое движения запястья Асдис хмурилась от боли.
- Боюсь, теперь нам нечем разжечь ваш факел, если только среди ваших вещей нет масла, - кажется, заставить Безье нести почти все, что необходимо было взять в поиск, было не очень светлой идеей. Филипп вытащил из заплечного мешка полоску ткани, чтобы зафиксировать вывих, отмечая, что лучше бы никому из них не потребовались перевязки: материалов для них оставалось совсем немного, а из медикаментов и вовсе только фляга этой северной настойки, той что покрепче. А кроме этого только отрез полотна, что должно было бы стать саваном для Артуа, да еще веревка и трут с огнивом. Отличный набор для борца с языческой нечистью, а впрочем, что, кроме меча и святого слова может быть полезным в такой войне? Ну и огонь, разумеется. - Возьмете мой. Не думаю, что мы сможем подняться по склону, он осыпается. Придется искать другую тропу. Вы знаете эту часть леса?
Хотя и сам он едва ли понимал, какой ответ хочет услышать. Как можно знать лес, способный в одно мгновение стереть с лица земли тропу, вырастив на ее месте непролазную чащу? Так или иначе, задерживаться не стоило. Герцог протянул девушке факел, когда заметил, что в его пламени на земле блеснуло что-то, чего там не должно было быть. Он наклонился, чтобы убедиться, что это не очередной морок, не еще один из блуждающих огней, но между поваленных стволов и в самом деле блестел драгоценным камнем архиепископский перстень, так и не снятый с пальца. Филипп резко шагнул в сторону, поняв, что все это время стоял на могиле священника и, забыв об осторожности, присел, чтобы освободить невесть как похороненное под старым валежником и сухой хвоей тело. Но тела не было, и рука, неестественно почерневшая, как будто от яда, заканчивалась немногим выше запястья. Просить принцессу не смотреть на останки было поздно, да и, скорее всего, лишним: война в Солине, скорее всего, дала возможность Ее Высочеству насладиться такими зрелищами в полной мере.
- Во всяком случае, мы на верном пути. Надеюсь, Луи не рассчитывал, что ему принесут нетронутое и пахнущее бальзамами тело, чтобы он мог достойно попрощаться.
Впрочем, на что рассчитывал брат, вообще сложно было сказать, быть может и на то, что Артуа приведут к нему живым, может быть только немного бледным. Что ж, в таком случае, королю грозит жестокое разочарование и скорбь у закрытого наглухо гроба. Филипп замотал мертвую руку в полотно и поднялся, только тогда замечая, что место, в котором они вдвоем оказались, затягивается странным, светящимся бледным светом густым туманом, как будто болотные огни, заведшие их сюда, растаяли, чтобы наполнить собой низину.

0

118

Она редко чувствовала себя в этом лесу в опасности, почти никогда, строго говоря, не чувствовала, находя куда больше поводов осторожничать в окружении людей, а не зачарованных тварей, потому как последние частенько оказывались куда меньшими чудовищами. И от этого всего гораздо обиднее было чувствовать, что сегодня ей здесь не рады: пожалуй, излишне переоценивая себя и собственное сродство с этим лесом, годами служившим прекрасным местом для проведения всевозможных обрядов, она слишком поспешила, и сейчас он открыто демонстрировал, чего на самом деле стоило ожидать. Или, может быть, дело в компании, неподходящей и неправильной – магия заставляла и ее, и, может быть, всех колдунов, сегодня отправившихся на поиски, заплатить за желание защитить приверженцев ложной веры. Иногда Асдис, как сейчас, жалела, что она не может, как Реджина, обратиться к Богам не с пустой молитвой, а так, чтобы получить ответы.

Падение оказалось в большей степени обидным, нежели действительно очень болезненным. Лежа на земле в окружении болотных огней, принцесса одними губами проклинала всю эту затею с ночными поисками. В глаза бил свет, правая рука неприятно ныла, а щеку саднило так, будто падая, она содрала часть кожи. Впрочем, так оно могло и оказаться. Прекрасная принцесса с вывернутой, – кажется, не сломанной, нет, – рукой и ушибом на пол-лица, что может быть лучше? Пожалуй, что ничего. Обида медленно разливалась по телу, заставляя злиться, поэтому пока Филипп осматривал ее руку, Асдис сосредоточенно молчала, лишь кивком обозначив, что она в порядке. Правила, по которым играл лес, ей не нравились, но у них обоих не было другого выхода, а это значило только одно: нужно добиться того, чтобы игра закончилась в их пользу.
– Нет, масла нет, – тихо ответила она, коря себя за невнимательность. Собираясь на поиски, она несколько раз напомнила Клинту, что необходимо взять все для того, чтобы разжечь потухшие факелы, но почему-то предоставила жрецу оставить масло у себя в сумке. На ногах стоять было неприятно и даже слегка больно, но Асдис старалась не хмуриться, чтобы не заставлять принца себя жалеть. Они здесь не для этого, а она, хоть и не воин, давно научилась не позволять себе капризов там, где на них нет времени. – Если бы я знала, какая именно это часть, Филипп, я бы вам обязательно ответила.

Впрочем, она лукавила. Ощущение близости капища, самого центрального места леса, переполненного древней, не всегда ощущающейся как знакомой, магии, медленно накрывало ее с головой. В этом было что-то одурманивающее, для нее, может быть, в большей степени, чем для многих других, потому что она чувствовала колдовство, которое тянуло ее в нужную сторону. Шутка ли, но могло статься так, что путь через капище и вправду окажется единственной дорогой через чащу. Но епископа ведь не приносили в жертву, его только заставили отплатить за то, что он сунулся туда, куда ему не стоило даже заглядывать. Почему тогда они, да и останки епископа, которые только что нашёл маршал, оказались именно здесь? Вопрос оставался открытым.
Пока Филипп, полный надежды обнаружить вслед за рукой Артуа и прочие части его тела, перекапывал перегнивающую хвою, принцесса достала из сумки небольшой пузырек, и, откупорив его, залпом выпила содержимое. С зельем она не будет чувствовать боли от вывиха и ушибов и сможет не отвлекаться на ноющее от каждого движения запястье еще почти час. Это был не самый правильный, но определённо самый лучший выход – после окончания похода жрецам, возможно, придётся куда больше стараться, чтобы быстро привести ее в порядок, но возможность не думать о последствиях падения сейчас была дороже.

Оторванная или правильнее будет сказать отгрызенная рука архиепископа Асдис не впечатлила. Зрелище, разумеется, было не самое приятное, но даже в сравнении с предыдущим в виде растерзанной ведьмы явно проигрывало.
– Вы уверены, что эта рука принадлежала Его Святейшеству Артуа? – принцесса поджала губы, повнимательнее вглядываясь в перстень на мертвом пальце и пытаясь осознать, видела ли она его раньше. Очень не хотелось бы доставить брейвайнскому королю по частям не его друга, а не самую приятную мозаику из нескольких разных людей, а поэтому следовало удостовериться, что маршал знает, о чем говорит.
На что рассчитывал король Луи принцесса не знала, да и знать, в общем-то, не хотела, потому как постепенно накатывающее раздражение в какой-то степени касалось и его. Один раз она уже сказала, что ночью выходить на поиски не стоило, и повторяться было бы по меньшей мере глупо, но количество возможным погибших в ее воображении все увеличивалось и это, мягко говоря, печалило.
– Надеюсь, Его Величество оценит хотя бы имеющуюся возможность попрощаться. В конце концов, это лучше, чем ничего.

Низину затягивал плотный, чуть светящийся туман и в этом снова не было ничего хорошего. Подсказыв им местонахождения руки епископа лес, кажется, исчерпал свой запас условно-добрых дел и теперь намеревался восстановить баланс светлого и тёмного в этом зачарованном месте. Асдис одними губами зашептала обережную молитвы Шестерым, безуспешно пытаясь по магическому фону определить, откуда именно ждать опасности. Но опасность была всюду.
– Помните, что делать с драуграми, Филипп? – Асдис сглотнула, оборачиваясь к принцу, и с облечением обнаружила его всё еще рядом. – Рубить голову.
Неужели она правда еще час назад надеялась, что им удасться обнаружить тело и не обнаружить тех, кто это тело умертвил? Право слово, это было наивностью, стоящей не хорошей тёмной ведьмы, а наивной принцессы, и позволять себе превращаться в подобную просто не стоило. Паники отчего-то не было, только сухое, неестественное спокойствие и попытки про себя разобрать все возможные варианты, которыми она могла бы успокоить мертвецов. Колдовать в открытую не хотелось, да и, честно сказать, Асдис боялась, что только отвлечет Филиппа своими манипуляциями, которых он о нее, похоже, не ожидает, нежели ему поможет. Медальон перестал пульсировать и начал бешено, почти обжигающе нагреваться. Настолько, что принцессе пришлось снять его с шеи и осторожно переместить в сумку.
– Тело близко. Боюсь, что вместе с теми, кто унес его с опушки, – мрачно подвела она итог, смыкая пальцы на рукояти кинжала. Один удар, который успокоит любого драугра навсегда,  и короткий кинжал, с которым, чтобы дотянуться до чудовища, нужно подойти непозволительно близко. Как никогда рядом не хватало Клинта.
Туман, тем временем, уплотнился еще сильнее, прибиваясь ближе к поверхности плотным светящимся одеялом, а земля под ногами неприятно завибрировала, заставив принцессу чуть не потерять равновесие от неожиданности. Раз, два...
Время тянулось медленно, будто позволяя задуматься о том, что будет дальше. Три.
– Сейчас, – прошептала Асдис, в очередной раз пошатывась. А спустя секунду словно из-под земли, а может, и вправду из нее самой, на них выскочил драугр.

0

119

Филипп кивнул. Нет огня - плохая новость, но не худшая из тех, которые могли бы прозвучать. Нет дороги - новость похуже - но все еще не худшая. Оба были живы, оба были целы, а это уже дорогого стоило.
- Я знаю перстень. Если не ему, то другому архиепископу, но за последний век никто из них не пропадал без вести. И если только это не очередной морок...
У этого колдовства было своеобразное чувство юмора, за несколько недель в Солине Филипп успел это усвоить, но не привыкнуть, только не привыкнуть, и не предугадывать, какую еще шутку подбросит ему север. Он чувствовал, как проклятый воздух проникает в его мысли, делая это не совсем его мыслями, так что помешает лесу вытащить реликвию из его головы, нацепив видение и перстня, и мертвой руки на сухую еловую ветку, украшенную разве что пустой шишкой? Впрочем, несмотря на видимые сомнения, принцесса все еще не смотрела на него, как на распрощавшегося с остатками разума, а значит, был шанс, что она видит то же самое.
Да, он конечно помнил, что должен делать. Рубиль голову или перерубить надвое. Ничего такого, что не сделал бы сам, без подсказки, но то, что инструкции Асдис не противоречили памяти и здравому смыслу, придавало уверенности, которая никогда не бывает лишней. Или бывает? Уверенность принцессы в том, что уже не неопределенные опасности колдовского леса, а его мертвая стража, уже где-то поблизости ничуть не вдохновляла, но так или иначе с этим пора было заканчивать. Передав факел, Филипп опять обнажил меч, лишь мимолетно удивившись тому, как ожила под его ладонью рукоять. Тепло чувствовалось даже через тонкую кожу перчатки, а вместе с ним - едва заметная пульсация, как будто в руке отмеряло свои последние удары живое еще сердце. И как будто в ответ на эту ускользающую жизнь, проклятая земля отвечала ударам, из которых - сомневаться в этом не приходилось - рождалась смерть. Первый глухой, как будто кроющаяся в нем сила не хочет пробуждаться от своего беспокойного сна. Второй - явная угроза, дающая последнюю возможность бежать, но возможность мнимую, обманную, как и любая другая возможность, и третий - насмешка над жизнью как земной, так и вечной. Но этот третий удар - одновременно и промах этого порождения бездны, он указывает направление, и Филипп успевает сделать два шага вперед, чтобы оказаться перед тварью как раз тогда, когда та возникает из- под земли, разбрасывая полусгнившие поваленные стволы и ветви.
Он наносит удар с плеча, вкладывая в него не силу даже, а ненависть и страх, которые по капле копились в душе все эти бесконечные солинские дни. Они не имеют ничего общего с тем светом, что каждый истинно верующий должен нести язычникам, они темны ничуть не менее, чем темны верования северян, они так же уродливы, как явившийся сейчас перед герцогом монстр. Удар, громкий выдох, почти вскрик - если получится уничтожить это, одновременно он уничтожит часть себя, может, и не несущие столпы, но бывают ли лишние детали в человеческой душе, храме, возведенном никем кроме Создателя. Ненависть и страх питают ее, ненависть и страх поддерживают друг друга, ненависть и страх действуют сообща. Твари не ходят в одиночку, тварей всегда бывает двое. Может, не стоило терять драгоценные мгновения, но он обязан был обернуться, чтобы выкрикнуть, предупреждая принцессу, так, как предупреждал бы соратника в любом бою, не размышляя о том, рискует ли жизнью.
- Их двое! Асдис, слева!

0

120

«Слева». Слова, которые могли стоить брейвайнскому маршалу жизни. И отсутствие которых могло стоить жизни ей. Прежде, чем осознать, что только что произошло, Асдис видит, как своим ударом Филипп сносит драугру голову и как та откатывается куда-то в сторону. Зачарованный меч, артефакт, когда-то принадлежащий святому, на секунду как будто вспыхивает пламенем, и принцесса не знает, на самом ли деле это произошло или то была лишь магия, проснувшаяся в ту секунду, как оружие ожило, испробовав на вкус проклятую кровь солинского чудовища. «Слева» – и она резко оборачивается, чтобы увидеть перед собой мертвеца. Тварь, одну из которых раньше она могла встретить разве что на страницах старых фолиантов, нарисованную кем-то из тех, кому повезло выжить во время встречи с ней. Реджина рассказывала о драуграх, как практически о самом опасном, что можно встретить в зачарованном лесу под покровом ночи, но раньше, сколько бы раз Асдис сюда не приходила, ни один из них не выбирался ей навстречу из своего укрытия. Раньше ее защищал лес, позволяя играть на своей стороне и одного за одним выбивая любых противников. Сегодня она оказалась на стороне жертв, как-то особенно остро чувствуя предательство от Сил, которые не оставляли ее уже многие годы, с той самой Дикой Охоты, которую она встретила так давно в Офире.

Все происходило даже слишком медленно. Вот она разворачивается, не сразу, но все же среагировав на выкрик, вот видит будто бы зависшего в прыжке драугра с окровавленной пастью. Кажется, они и вправду близки. Настолько близки, что оторвали чудовищ от окончания их трапезы. А ведь прошло уже столько времени – неужели и они оставляют что-то на десерт? Хотя, вполне вероятно, десертом сегодня станет она сама.
Асдис было знакомо чувство страха, но в последний год оно притупилось, уступая место качественно другим эмоциям. И вот сейчас, пока она, не находя уже даже смысла двигаться с места, смотрела в лицо своей возможной смерти, оно вернулось, нахлынуло резким потоком, занимая все мысли. «Слева» – уже не слева, а впереди, и единственное, что она находит возможным сделать, отвечая на замах лапы драугра, когти которого она спустя долю секунды уже почувствует на себе, это сделать шаг вперед, чтобы совершить один короткий удар твари прямо в брюхо и зажмуриться, ожидая, кто успеет первым – она или мертвец.

Интересно, а удар драугра считается смертью в бою?

0


Вы здесь » Be somebody » extra » асдис и филипп


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно